Безусловным плюсом деревни была возможность часами кататься на велосипеде. И не по узкому пятачку, ограниченному стенами комнаты, а по пыльной, бугристой и неровной, но тем не менее – самой настоящей дороге. Далеко уезжать мне не разрешалось, и я очень скоро запомнил, какой дом вдоль по улице – мой максимум, за который заезжать нельзя, иначе дед будет ругаться. Теперь, по прошествии стольких лет, уже трудно вспомнить, как именно выглядел тот дом в те славные времена. Вроде бы, он, как и все остальные, был деревянным, небольшим, с крышей, покрытой шифером, как и у всех – ничего особенного или примечательного. Что я запомнил хорошо, так это мальчика по имени Кеша, который там жил.
Кеша, как мне объяснила бабушка: «Не то что бы больной – просто не совсем здоров».
– У него с головой немножко проблемы. Он вроде бы большой, но ведёт себя как маленький. Совсем маленький, – так она говорила.
В самом деле, Кеше было восемь лет, но вёл он себя совершенно иначе, нежели его сверстники, которых я видел на игровых площадках в городе. Городские восьмилетки казались мне великанами – почти самыми настоящими взрослыми, которые уже ходят в школу и говорят о чём-то, что мне ещё невдомёк. На них я мог смотреть и равняться, мечтая однажды стать таким же серьёзным и загадочным, как они.
Кеша же в школу не ходил. Он вообще не разговаривал – только мычал и улыбался, но зато улыбался во весь рот и смеялся громко, если его что-то смешило. Иногда я играл с ним. Сначала это было странно – играть с восьмилеткой. Но потом, когда бабушка объяснила мне, что внутри он самый настоящий малыш, я привык относиться к нему снисходительно и видеть в нём прежде всего малыша, а уже потом – здоровое и крепкое тело с большой головой. Конечно, с Егором и Элей из садика было куда интереснее, но Егора и Эли здесь не было. В деревне вообще не было ребят моего возраста – только ребята постарше, которые занимались всякими крутыми делами для больших, и к котором я подходить стеснялся и побаивался. Поэтому оставался только Кеша, с которым, в общем-то, тоже можно было неплохо провести время.
– Смотри, это бабочка, – говорил я, показывая пальцем на белокрылую капустницу.
– Э-э-э-э-э… – говорил Кеша.
– Скажи: ба-боч-ка.
– Э-э-э, ы-ы-ы, э-э-э.
Я страшно злился на Кешу за такие выходки и считал, будто бы он нарочно так издевается. Будто всё это часть его большой шутки, которую он проворачивает со мною и со всеми вокруг.
– Ну и ну тебя, я домой поехал! – говорил я и отправлялся было назад к своему трёхколёсному велосипеду, стоявшему на обочине.
– Э-э-э! Э-э! Э-э-э а-а-а! – отвечал Кеша, держа меня за руку и глядя мне прямо в глаза и показывая на бабочку, будто бы стараясь одновременно показать, что он всё понял, и извиняясь за то, что я не понял, что он всё понял.
Но я всё равно уезжал, оставляя его одного. Потом – чуть позже – я, конечно же, снова возвращался, забыв старые обиды, и мы опять играли.
В машинки с Кешей играть было бесполезно. СКАЧАТЬ