Разрыв-трава. Не поле перейти. Исай Калашников

Чтение книги онлайн.

      – Сами-то хлеб не сеете?

      – А на чем пахать? Меня разве да ребятишек в соху запрягать…

      – Это сейчас только плохо, – сказал Петруха, уплетая за обе щеки капусту. – Зимой живем хорошо.

      – Молчи уж! Какой там хорошо! Зимой на всех ребят одни ичиги, по очереди на двор ходят.

      Петрухе не нравились жалобы жены. Он перестал работать ложкой.

      – Зимой жратвы всем хватает, а что в избе сидят, так это и к лучшему: не поморозятся.

      – Молчи, пока сковородником спину не погладила! – привычно, без злобы одернула его жена. – Наградил меня бог муженьком… У другого бы, глядя на такую жизнь, вся середка сгнила, а моему дураку хоть бы хны!

      Перебранка родителей была для ребятишек, видно, не в диковинку: не прислушиваясь к разговору, они мигом уничтожили хлеб, капусту и убежали в лес. Перестав ругаться с женой, Петруха скребанул ложкой по дну чугуна, удивился:

      – Все сожрали? – и, удостоверяясь, наклонил чугун, заглянул в его черное нутро.

      Тягостно было Игнату сидеть за этим убогим столом, кусок рассыпчатого хлеба застревал в горле. «Господи боже мой, за какие грехи такая кара людям? Куда бы ни шло, майся, голодуй один Петруха с бабой своей, но дети малые, безгрешные – за что наказываешь их, Господи?»

      Потом у него целый день стояли перед глазами Петрухины ребятишки.

      Нагрузив за избой воз дранья, он подвернул к мельнице. Петруха стоял у ларя, ссыпал в куль муку.

      – Сейчас я принесу безмен, отвешаю свой пудик, – сказал он.

      – Подожди, – остановил его Игнат. – Подожди, не ходи за безменом.

      – Почему? До осени терпеть мне…

      – Ты забирай целый куль, а мне и половины хватит. Один я живу, много ли надо…

      Без того длинная шея Петрухи стала, должно, раза в два длиннее, глаза с припорошенными мукой ресницами закрывались и открывались.

      Игнат легко поднял полкуля муки, бросил на воз и поехал.

      – Пистимея, тудыт твою мать, печку затапливай, лепешки будем стряпать! – весело орал Петруха своей бабе, заглушая шум воды.

      Понужая лошадь, Игнат бежал от этого крика, от этой мельницы, от голодной Петрухиной саранчи, перед которой, неизвестно почему, он чувствовал себя виноватым. Опять, как после похорон отца, душе его стало тесно и холодно. Тихо подъехала тоска и погнала мысли по уже знакомому руслу. Помнится, Ферапонт говорил ему, что, если человек творит угодные Богу дела, молится усердно, посты соблюдает, на его дух нисходит просветление, возвышается человек, и открывается ему красота истинная жизни земной. Но вот дети малолетние, не успевшие принять на душу и малого греха, видят ли они красоту жизни? Не до красоты им, если завсегда одно на уме: как бы поесть.

      Дома, отпустив пастись лошадь, Игнат полез на сарай, начал сбрасывать сгнившую крышу. Солнце клонилось к закату. По склону Харун-горы СКАЧАТЬ