– Могу я чем-то помочь? – сухо спросил незнакомец, увидев обращенный на него пристальный взгляд профессора.
– Спасибо!.. Вы мне не поможете, – Гроссман отвел взгляд от атлета.
«Я мог оставить папку в отеле, – подумал он. – Хотя это маловероятно. Перед выходом из гостиницы я клал папку в портфель. В таком случае, куда она могла деться? А главное, что теперь делать? Когда прилетим в Нью-Йорк надо позвонить в Берлин, в гостиницу».
Гроссман прильнул к иллюминатору. За бортом самолета был полумрак. Где-то далеко внизу виднелась темная бездна Атлантического океана. Внезапный звук, чем-то похожий на звонок сотового телефона, отвлек профессора от его мыслей.
Звук был каким-то необычным, будто бы он раздавался из пустоты, а его чарующая мелодия напоминала шелест осенних листьев, по которым стучали крупные капли дождя. Атлет поднялся, выпрямился во весь свой громадный рост и заговорил с невидимым собеседником:
– Да, господин Солон! Да, у меня! – четко, по-военному, вытянувшись в струночку, будто он стоял перед высоким военачальником, быстро произнес в пустоту атлет. Складывалось впечатление, что он говорит с самим собой. Никаких приборов, типа телефона или наушников Гроссман у него не заметил. – Да, будет сделано… Жду!
Прошло несколько минут. Атлет мельком взглянул на часы, быстро поднялся и направился в хвост самолета. Гроссман снова прильнул к иллюминатору.
Вдруг за бортом засияло багровое зарево, откуда-то сверху корпус самолета осветили мощные прожектора, и снаружи стало светло, как в летний погожий день. От неожиданности Гроссман отпрянул от окошка: на небольшом расстоянии от самолета в небе зависли три огромных диска. Они следовали параллельным курсом, с той же скоростью, что и пассажирский Боинг, и профессор мог их хорошо разглядеть. По виду они напомнили профессору детскую юлу, которая была его любимой игрушкой в далеком детстве. Он часто играл той сине-зеленой юлой, усевшись на полу у теплой батареи.
Те диски, которые летели в небе, были метров пятнадцать в диаметре. Они были сверху приплюснуты, и по окружности основания имели едва заметные устройства, походившие на форсунки. Их днища светились перламутровым свечением, и из них выходили толстые световые лучи, которые освещали под ними небо, самолет и, играющий внизу волнами Атлантический океан. Лучей было семь: один, самый мощный – в центре, шесть других – на окружности, расположенной примерно посередине, между центром и внешней окружностью основания. Все пассажиры самолета пытались через спины прильнувших к иллюминаторам счастливчиков, хоть одним глазом увидеть то, что происходило за бортом самолета.
А СКАЧАТЬ