Нож-саморез. Иван Николаев

Чтение книги онлайн.

      Он сидел верхом на коне. Подводы с ранеными и покойными проезжали мимо него. На утоптанном снегу темнели капли крови. Высоко в небе чуть белел редкий, как старая сорочка, слой облаков, через который весело светило солнце. Но никто не радовался красивому дню. Не мелькало на лицах ни улыбок, ни радости. Даже вороны, сновавшие между людьми, выглядели понурыми.

      – Стой! – Он взмахнул рукой. Рука почему-то была не Митькина, а взрослая, мужская. Он разглядел вишнёвый рукав да красиво расшитую рукавицу.

      Подвода остановилась. На ней лежал молодой татарин с бледным как снег лицом, укрытый до подбородка тулупом, щурился на солнце. На лбу выступили капли пота, к которым прилипла прядь чёрных волос. Рядом с ним сидел княжеский лекарь, грек, по имени Флегонт.

      – Тяжела рана, Семён Васильевич! – сказал Флегонт обращаясь к Митьке, и, покачав головой, добавил, – Долго лечить придётся.

      – Лечи, Флегонт, сколько надо. Расстарайся. Сам знаешь…

      – Знаю, Семён Васильевич. Сделаю всё что возможно.

      – Сделай больше, чем возможно!

      – Сделаю, Семён Васильевич!

      – Держись, Бекбулат! Ты дрался как тигр!

      Татарин улыбнулся одними лишь глазами и прошептал:

      – Ultra posse nemo obligatur.

      – Флегонт, что он сказал?

      – Он сказал, что обязательно выздоровеет, Семён Васильевич.

      – Хорошо. Выздоравливай, Бекбулат!

      Сани влились в поток других саней.

      Подскакал боярин – Митька видел его раньше – один из княжеских воевод. Снял шапку, вытер лоб.

      – Белозёры засеку прорубают. К ночи на Морьевку, а то и на Шолу выйдут!

      – Есть кого послать выбить их оттуда?

      – Только демидовскую сотню да пищальников человек полтораста.

      – Маловато. Вот что сделаем: посылай одних пищальников, дай им пороху побольше да пуль, пусть перестрелку с белозёрами устроят, нельзя дать им выйти нам в спину. Скажи в крепостице, что с тюфяков хорошо стреляли, вон сколько намолотили! Я доволен. Давай!

      Боярин умчался.

      Митька даже удивился, как во сне он лихо командует. Вот только почему его самого величают Семёном Васильевичем?