«Нам думается, что так толковать приснопамятныя слова Минина, внесенныя им в приговор, невозможно, именно по той причине, что такого события, как повальная продажа свободных людей в рабство, в действительности никогда не могло случиться. В словах Минина выразилась только напряженная верховная мысль народнаго нижегородскаго воодушевления, мысль о том, что настало время всем идти на всякие жертвы для спасения Отечества, и народ, подписавший приговор о женах и детях, что их закладывать, продавать, стоял в этом решении на этой же одной крепкой мысли – на безграничном послушании относительно сбора денег, на сердечной готовности отдать на общее дело последнюю копейку, добыть денег всеми мерами, откапывая из сундуков и даже из земли (куда тоже хоронили) спрятанные сбережения и сокровища. Мы полагаем, что до заклада и продажи жен и детей дело не доходило и ни в каком случае не могло дойти. Об это нет ни малейших намеков в тогдашних свидетельствах1… Пожарский пишет между прочим, что в Нижнем и в иных городах, люди сами себя ни в чем не пощадили, сбирая с себя деньги, сверх окладных денег. (Вот к чему собственно заключалась безпощадность сбора). Кто мог сбирать с себя деньги кроме денежных же людей, кроме тех у кого они были?.. Таким образом, подумавши хорошенько, мы можем оставить Минина свободным от взводимого на него историков тяжкаго обвинения2»94.
Пожарский прибыл в Нижний в конце октября 1611 г., ведя с собой Дорогобужских и Рязанских служилых людей. Взявшись за образование нового ополчения, Земщина, не желая повторять ошибок Ляпунова, теперь решила совершенно отделить свое дело от казаков. Поэтому, организовав для ополченских дел особое от городского управления правительство, оно, вместе с тем, должно было заменить как московское боярское правительство в осажденном Кремле, так и подмосковное казацкое. Городом же по-прежнему управляли воеводы, князь В. А. Звенигородский, дворянин А. С. Алябьев и дьяк В. Семёнов, действуя совместно с Пожарским.
Несколько мягче относились к казакам власти Троице-Сергиевой лавры. Эта обитель находилась всего в 64 верстах от Москвы, под которой стояли казачьи таборы, причем отряды этих казаков беспрерывно появлялись у самого монастыря; кроме того, и приказы, основанные к лету 1611 г. в стане подмосковных ополчений, оказались теперь в казачьих руках. Все это заставляло Троицкую лавру жить в мире с казачьим правительством. Келарь лавры Авраамий Палицын, получив милости у короля под Смоленском, теперь сумел приобрести себе сторонников и среди казачьих атаманов, которые оказывали различные услуги лавре. Особенно он сдружился с Трубецким, поэтому Дионисий с братией, зная прегрешенья казаков, все-таки верил в возможность их соединения с земскими людьми для общего дела во благо Родины, и в Троицких грамотах, составляемых «борзыми писцами», они призывали всех на защиту православия, не делая различия между земскими людьми и казаками, лишь упоминая: «хотя СКАЧАТЬ
93
Забелин И. Е. Минин и Пожарский. Прямые и кривые в Смутное время. К. Т. Солдатенкова, Москва, 1883, стр. 37.
94
Там же, стр. 1 – 40—41, 2 – 43.