–– Никакой пальбы, если что. – Ульяна пошла вперед, одновременно продолжая инструктировать.
–– Как будто и без тебя не догадывался. – съязвил Среда, поравнявшись с Морганой. – Я уж-таки думал, что сейчас навеселюсь на славу! Разряжу весь магазин по толпе, да хохоча унесусь вдаль. Прямо в руки санитаров!
–– Не паясничай, Дима. Ты знал, что я должна была это сказать. – не оборачиваясь, произнесла она. – И… это плохая шутка.
Продираясь через бушующую толпу, Среда оглядывался по сторонам. Пытался не потерять из виду своих напарниц. Ульяна, передав Диме рацию, ушла вперед. Она хотела вести собственную игру, а потому отделилась. В принципе, это было достаточно понятно, ведь порознь шансов что-то высмотреть и разузнать было больше. К тому же, если полицаи скрутят одного, другой сможет убраться отсюда. Времена наставали черные, и невероятно грозные, так что стоило думать наперед. Пара из Димы и Морганы проходила через толпу, даже не пыталась участвовать в погромах и столкновениях, которые происходили на отходивших вдаль улицах, где еще было сопротивление полиции. Их путь лежал напрямую, на уже практически взятую протестующими Красную Площадь. Раздавались выстрелы, треск витрин и разбивающихся о броню полицейских машин коктейлей Молотова. Столица вскипела в своем недовольстве, и назад, казалось, уже не было дороги. Только вперед, на самые баррикады, где уже пулемётным огнем выше голов прошивались натянутые между двух палок лозунги и флаги. Все это уже слышалось. До Площади оставалось только добраться. Это нужно было видеть собственными глазами…
–– Мы входим на площадь. – сухо произнес Среда в рацию. – Тут что-то невероятное.
–– Я прикрою вас сверху. Полежу ту рядом со снайпером. – ответили на том конце, что-то глухо ударив.
А на столетней брусчатке были тысячи ног. Каждая из этих пар принадлежала человеку, и человеку разному. Здесь были женщины, старики и дети. Были и мужчины, что явно остались обездоленными после тупых и невероятно суровых мер государства. Здесь не было обезумевших от идей свободы офисных менеджеров, и прочей клоаки, что считалась теперь средним классом. Заявление о майдане было бы неправильно – здесь был пролетариат. Самый настоящий. Не самые фотогеничные и уставшие лица, которые явно не годились бы в чинуши. На бунт вышли рабочие. Над их головами были пронизанные пулеметными очередями плакаты с просьбой дать им хотя бы простую работу. Не закрывать все те заводы, что еще держались на плаву, после приватизации в девяностых. СКАЧАТЬ