Аплодисменты. Людмила Гурченко

Чтение книги онлайн.

СКАЧАТЬ трубами, но кто-то в одном месте их раздвинул. Через эту лазейку можно было проникнуть во двор, поближе к котлу на колесах. Можно поискать того «доброго» немца, который включил приемник…

      Вечером я уже была в толпе детей. Для первого раза взяла самую маленькую кастрюльку.

      Папа мне говорил с детства: «Ничего не бойся, дочурка. Не стесняйсь. Дуй свое. Актриса должна «выделиться». Хай усе молчать, ждуть, а ты «выделись» ув обязательном порядке… Ето, дочурочка, такая профессия, детка моя…»

      Долго стоять молча, выпрашивать жалким взглядом? Нет. Надо заработать! Надо «выделиться». А как хочется есть! А какой запах! Я и сейчас его ощущаю. Густой фасолевый суп!

      От ожидания чего-то неизвестного всю меня трясло. Я не знала, что сейчас сделаю. Но что-то сделаю. Это точно.

      Немцы получили ужин. Стали есть. Смолкли разговоры. Только аппетитное чавканье…

      Расцветали яблони и груши,

      Поплыли туманы над рекой,

      Выходила на берег Катюша,

      На высокий берег, на крутой!

      Голос мой дрожал. Я давно не пела во все горло. А мне так необходимо было сейчас петь! Петь! Петь!

      С разных концов двора раздались нестройные аплодисменты. И этого было предостаточно… Ах так? Так нате вам еще! Только спокойно!

      Ду грюнст нихт нур цур зоммерцайт,

      Нейн, аух им винтер, венн эс шнайт,

      О, таннэнбаум, о, таннэнбаум,

      Ви грюн зинд дайнэ блэттэр…

      Несколько немцев подошли к железным трубам, чтобы посмотреть на русскую девочку, которая хоть и неправильно, но пела на их языке…

      Домой я принесла полную, до краев, кастрюльку вкусного, жирного фасолевого супа! Ничего! Завтра возьму кастрюльку побольше!

      Мы втроем съели этот суп. Я знала, что теперь я маму голодной не оставлю. Я тоже вышла на работу.

      Вскоре при моем появлении немцы оживлялись и называли меня Лючия. Я тоже разобралась: кто злой, кто добрый, а кому лучше на глаза не попадаться. Заметила, что лучше общаться со старыми. Старые – это тридцать – тридцать пять лет. Молодых было заметно меньше. Может, потому, что это была ремонтная часть. Но молодые были очень злые. Некоторые из них проносили мимо детей котелок и демонстративно выливали суп в бак с мусором.

      Того доброго Карла я нашла. Он жил в маленькой комнатке на первом этаже. Окно выходило на Рымарскую улицу, прямо на театр имени Шевченко. Я заглядывала к нему в окно. В комнате Карла стояла та же кровать, покрытая серым одеялом. Рядом тот же приемник и стол. На столе фотография его детей и жены.

      – Их хабе драй киндер, Лючия, ферштейн?

      – Конечно, понимаю. У тебя трое детей. Что ж тут непонятного?

      – Вас? Троэ дэтэй? – И засмеялся оттого, что говорил по-русски…

      – А чего ты смеешься? Ты думаешь, что по-нашему смешней, чем ваше «их хабе»?

      Незаметно СКАЧАТЬ