а вымучить – пыточный мык.
Верни мне, Господь, на слова права
и дудочку мне верни!
Я ж не довысвистел – начал едва
песню про злые дни…
Из моей давней песенки
Ибо крепка, как смерть, любовь.
Библия
От автора
Эта поэма – попытка «перевести» на язык стиха одну из книг Библии. Источники – синодальный текст и «филологический» перевод известного ученого И. Дьяконова (у него нашел и поддержку для некоторых своих «неканонических» прочтений).
В середине XIX века русская поэзия такую попытку знала: знаменитые в свое время, оставшиеся в истории литературы «Еврейские песни» Льва Мея. Сегодня на дворе – век XXI. Но дело не только в том, что время и русский стих движутся, а чьи-то строки стареют (и тем более не в том, что «Песни» Мея уже для современников становились лакомым поводом для пародий). Важно другое: опыты Мея назвать переложением Соломоновой книги можно только с большими оговорками: поэт решал СВОИ художественные задачи, свободно контаминируя в тринадцати стихах цикла образы и темы из разных песен (в каноне* их восемь), даже изменяя лирические «сюжеты». Задачу последовательно изложить стихом библейские тексты Мей не ставил и в итоге – дал вольную вариацию, авторское творение «по мотивам». Так что моя попытка «НА мотивы», смею думать, все же – первая.
Хотя дело для автора обернулось все-таки не просто и не только «стихопереводом».
Конечно, старался, насколько мог, держаться библейской основы. Но стих обладает и самодвижением, порой властно диктует свое. Тем более – в полиметрии «поэмы»: ритмы моих песен – разные (как правило, даже брезжились полумелодии: «песни» же! Кстати, композитор Борис Дмитриевич Напреев позже действительно написал на мой текст ораторию-кантату).
Далее. Восемь главок книги как-то сразу легли для меня в ином порядке, в иной композиции. Для удобства сопоставления в скобках дана каноническая нумерация. Слева – синодальная нумерация стихов библейского текста.
Еще одно – очевидно, главное. Решив «онаглядить» легко прочитываемую в Библии полифонию («Песнь…» – перекличка голосов: Ее, Его, «хоровых»), я, едва начав, с изумлением понял: возникает – самопроизвольно! – еще один «голос», персонаж, которого в Библии нет. Назвал я его, весьма условно, «Поэтом».
Заговорил некий «автор», пересоздающий сегодня, вживе, древнюю историю любви, запечатленную в боговдохновенной книге, и потому ощущающий себя в неподъемной роли «бога», демиурга. За ним – и долгий путь человечества, за тысячелетия ушедшего из былых виноградников: вроде бы и к далям, за горизонты, и одновременно – ко краю, к обрыву в пустоту, где не то что для «жизни духа» – и для биологической-то жизни не оставит себе homo экс-sapiens ни места, ни времени. Внятна «поэту» и грозная диалектика страсти, когда высь чревата бездной, пир – тризной… Все эти «авторские врезки» вписаны как бы на полях, и кто-то, пожелай он остаться один на один лишь с пересказом Библии, может легко их отсечь, «вымарать» (а заодно – и восстановить каноническую композицию). Но мне этот голос оказался необходим. А с ним – «поэма» окончательно перешла в разряд сочинений, судимых по двойному счету: и как переложение библейской книги, и – в целом – как собственно-авторское нечто, факт русской стихотворной речи. Для «переводчика» – риск двойной, но – кто ж ему виноват…
А когда все, наконец, довязалось и склеилось, стало ясно: оставлять изначальное библейское название – нельзя. И это, уже мое, создание получило новое имя: «Дудочка Суламифи». Родительный падеж? Дательный? Не оба ли: в сцепке «противоположностей»?..
––
* Термин достаточно условен, для простоты понимания, и относится к «композиции» книги, а не к собственно русскому тексту Библии: то, что церковь официально не канонизировала ни синодальный, ни
церковнославянский переводы обоих Заветов, мне известно. – В. А.
ВСТУПЛЕНИЕ
Поэт говорит:
Как хотелось мне сложить чудо-песню
Для единственной моей, для любимой…
Только, Боже, что же делать мне, если
Все слова тут – невпопад или мимо?
Как мечталось о высоком полете!
Только где же, слово птичье, ты где же?
Все слова мои – что тени без плоти,
Ими, Боже, ни СКАЧАТЬ