Возница обернулся.
– Барин, – сказал он, – места здесь, похоже, самые разбойные. Хорошо бы пистолеты держать наготове.
– Бог милует, – спокойно отозвался поручик.
В лесной глуши едва удалось разминуться со встречной почтовой каретой.
От этих дебрей, от упругого воздуха родных полей на душе у Михаила стало так хорошо, так спокойно и благостно, что ему захотелось чего-то эмоционально возвышенного, и он обратился к кучеру:
– Григорий!
– Чего, барин? – спросил тот, обернувшись.
– Спой что-нибудь. Будь любезен.
– А чего спеть-то?
– Что-нибудь широкое, как долина, по которой мы едем.
Григорий взглядом окинул окрестности, задержал взор на синеющем вдали слева от дороги окском плёсе, заломил шапку на затылок и затянул:
Уж как пал туман на синё море,
А злодейка-тоска в ретиво сердце;
Не сходить туману с синя моря.
Уж не выйти кручине из сердца вон.
Не звезда блестит далече в чистом поле.
Курится огонёчек малешенек:
У огонёчка разостлан шелковый ковёр,
На коврике лежит удал добрый молодец,
Прижимает белым платом рану смертную,
Унимает молодецкую кровь горячую…
Голос певца к концу песни поднялся до трагических высот и вдруг дрогнул. Замолчав, Григорий склонил голову и вытер рукавом глаза.
– Ты, кажется, прослезился, Григорий? – участливо спросил поручик.
– Извиняй, барин, – отвечал кучер, – уж больно жалостливая песня. Не могу удержаться. Как начну играть её, обязательно слеза прошибёт.
К вечеру добрались до деревни Фоминская, и заночевали на постоялом дворе.
На пятый день, в вечерних сумерках, оставив позади Малоярославец, Калугу и Белёв, поручик Фонвизин, прибыл в Богородицкое. На востоке, куда было обращено широкое крыльцо барского дома, уже зажглись первые, самые яркие звёзды. Окна тоже светились. На лай собак вышел слуга с фонарём в одной руке и с палкой в другой. Он не успел открыть рот, как поручик, приблизившись к крыльцу, заговорил первым:
– Здравствуй, любезный! Доложи барину, что де прибыл Михаил Фонвизин.
Слуга поднял фонарь, присмотрелся и, не сказав ни слова, скрылся за дверью.
Через минуту дверь распахнулась, и сразу послышалось радостное:
– Мишель! Что ж ты там стоишь? Боже, какой дорогой гость!
Поручик взбежал по ступеням, и Дмитрий Акимович в наспех накинутом на плечи шёлковом шлафроке тотчас крепко обнял его.
Проделавшего долгую и нелёгкую дорогу, гостя СКАЧАТЬ