Он ткнул в меня пальцем.
– А он ещё узнает это о себе – в своё время, – перебила его Амелия. – И не тебе решать, когда это время наступит.
Ахав бросил взгляд наружу и проговорил:
– Окна светятся. Пора идти.
– Джерри обязан это делать? – спросила вдруг Амелия. – Разве ему нельзя остаться?
Ахав постоял у порога, держась за ручку двери, и признал:
– Можно. Пока она не зовёт – можно…
Он вышел. Амелия распахнула окно, чтобы выветривалась вонь. Я непроизвольно опустил руку к кобуре. Револьвер был на месте, однако радости это открытие не доставило. Если оружие изменило мне, я уже ни в чём не мог быть уверен.
Прикосновение Амелии к плечу заставило меня вздрогнуть.
– Посиди, Джерри, – предложила она. – На тебе лица нет.
Я позволил усадить себя на лежанку.
– Как ты поняла, что я не хочу идти?
– Я и сама не хочу, – улыбнулась Амелия и села рядом со мной.
Я чувствовал тепло её тела. Она выглядела в точности такой, какой я впервые увидел её на ранчо Гэллоуэев, без тени других образов.
Не помню, как я наклонился к ней. Наши лица вдруг оказались рядом. Я впился в её податливые пухлые губы грубым и жадным поцелуем. Пальцы сами собой стиснули грудь девушки. Она застонала. Я понял, что причиняю ей боль, но не ослабил хватку.
Я торопливо сорвал с неё платье. Ткань трещала под моими руками. Нижнее бельё из тонкого шёлка я разорвал в клочья. Почему-то этого оказалось мало, и я рывками превратил её тщательно уложенную причёску в спутанную гриву.
Амелия терпеливо сносила мою грубость. В глубине испуганных глаз, в робких движениях, которыми она несмело открывалась мне, затаилась распалявшая меня жажда страсти.
Я ворвался в неё, рычанием глуша её болезненный стон.
Я «отстрелялся» почти сразу, однако возбуждение не исчезло. Моя горячая плоть, обильно оросив девственное лоно Амелии, словно обратилась в сталь. Новая волна желания накрыла меня ещё раньше, чем мои «барабаны» выпустили последний заряд. Это было мучительно и вместе с тем сладко.
Видимые страдания, которые доставлял Амелии мой напор, странно сочетались с отблеском глубокого удовлетворения во взгляде. Слёзы, блестевшие на ресницах, всё больше казались мне… слезами счастья.
Со стоном, провалившись в её жаркую глубину до предела, я излил остатки страсти и без сил повалился на кровать. Амелия, всхлипывая и смеясь, прижалась к моему плечу и дала волю слезам.
– Спасибо…
– За что? – еле ворочая языком, спросил я.
– Я всё-таки стала для тебя… кем-то! Кем-то настоящим…
Слова Амелии что-то затронули в тумане, который окутывал моё сознание. Перед глазами встала комната девушки на ранчо Гэллоуэев. Трупы её отца и слуг валяются по всему дому, она одна осталась в живых. Боунз рвёт на ней ночную рубашку.
СКАЧАТЬ