Признание в любви и абрикосовая косточка. Наталья Самошкина
Чтение книги онлайн.

Читать онлайн книгу Признание в любви и абрикосовая косточка - Наталья Самошкина страница 11

СКАЧАТЬ медных колец.

      Арка в стене – позывной листопада —

      Сквозь пустоту пропускает вперёд.

      Хочется жить без учёта награды

      За своевременно понятый год.

      И не шпынять бесконечность за плату,

      Мизер, который она забрала,

      Честно сказав, что деяние свято

      Только тогда, когда осень светла.

      Осень – пора зыбкая…

      Осень – пора зыбкая, алхимическая. Кажется, вот оно – золото: червонцем отливает; сусальной фольгой к куполам влечёт; рыжим в чернь врастает; жёлто-зелёным в серьгах поигрывает. Того и гляди начнёшь на зуб пробовать или клеймо ставить. А оно поманит кладом колдовским иль камнем философским, а потом свистнет по-разбойничьи и рассыплется на листья берёзовые да на стихи грустные, на перья иволгины да на паутинку бабьего лета, на травы сохлые да на росы холодные. Встанешь посреди этого чуда и улыбнёшься, ибо нет в нём фальши, зато есть истина, повторяющаяся из года в год и не перестающая быть жизнью.

      Буду осень читать…

      Буду осень читать по намокшим ступеням,

      По прилипшим листам из романов и грёз,

      По размытой прохладе и охристым теням,

      По отсутствию в теле кусающих гроз.

      Буду осень читать, привалившись небрежно

      Голой грудью своей к мягкой шири софы.

      Как легко познаются стихи без одежды

      В обрамлении зыбком сентябрьской строфы!

      Буду осень читать, зажигая корицу

      И рисуя на дымке изящный портрет.

      Как легко удаются счастливые лица,

      На которые пал чуть рассеянный свет!

      Буду осень читать, повторяясь в сонете

      О неспешной любви, под минор-листопад.

      Как горят листья клёна на жёлтом паркете!

      Оттого нет желанья вернуть всё назад.

      Штамп в паспорте, или Запах багульника

      Осень всегда была для Тима пограничьем, своего рода пропускным пунктом между пониманием жизни и путаницей в собственных чувствах, где его фотографии совершенно не совпадали с изменившимся обликом. Ощущая на себе испытывающий взгляд судьбы, он старался съёжиться, сложить в себе многоэтажность мыслей, закрасить серой краской яркие граффити, чтобы выглядеть как все – умеренно сильным, умеренно способным, умеренно счастливым, умеренно сгорбленным. Когда над листом зависала печать, Тим затаивал дыхание, втягивал в себя тощий живот, чтобы отмереть через вечную секунду, заставить сердце не выпрыгивать сумасшедшей белкой, а продолжать усердно крутить бесконечное колесо. Хлоп – и свежий штампик отпечатался клеймом – несмываемым, несдираемым, напоминающим о дрожи в коленках, о тщательно скрываемой слабости – на год вперёд. Тим приучил себя к осенней хандре, раскормленной им за зимние месяцы до чудовищных размеров, и когда на его долю выпадало вкуснейшее звёздное небо, или ароматный зигзаг молнии, или рыжее пламя, или самая доверчивая в своей сложности книга, он оглядывался, чтобы тут же отдать зверю радость, которой с каждым СКАЧАТЬ