– Прекратите разводить демагогию, – враз построжал следователь. – Что вы мне тут экзамене устраиваете по уголовному праву. – Я не хуже вас знаю девяносто первую. Русским же языком вам сказано: начальница велела.
Какую-то неловкость он от всего происходящего, видимо, все же испытывал, ибо, оглянувшись на дверь, развел руками, давая тем самым понять, что не в его рабском положении отменять приказы начальства.
Позже, вспоминая этот безумный бесконечный день, Саша почему-то видела только то, что с того момента, когда она вышла из кабинета следователя, руки ей все время приказывали держать за спиной и обращались с ней так, словно и не человеком она была вовсе, а каким-то презренным существом. В их глазах, всех этих конвоиров, охранников, надсмотрщиков, она, никем не обвиненная и никем не осужденная, уже была преступницей, а, следовательно, кем-то таким, кто не заслуживает человеческого нормального отношения, не говоря уже о таких тонких материях, как сочувствие или сострадание. Одной своей фразой та, которую Удальцов назвал следователем по особо важным делам Ганибаловой, перечеркнула, искорежила всю прежнюю жизнь – с любовью и счастьем, радостями и огорчениями, беззаботным смехом детей, теплом и лаской родных – всю эту жизнь фурия с растрепанными волосами в мгновение ока своим прокуренным голосом отправила в мрак и бесправие.
Глава вторая
Существует расхожее мнение, что подлецами люди не рождаются, они ими становятся. Возможно, это и так. В таком случае Пелагея Ганибалова является нетипичным исключением из этого правила. С самого раннего детства ей доставляло истинное удовольствие раздавить букашку или червячка; бабочек она ловила сачком исключительно для того, чтобы оторвать им крылышки. И не было для маленькой Поли, как называла ее мама, большего удовольствия, чем наблюдать, как отрубают голову курице, а та, уже обезглавленная, вся в крови, еще несколько мгновений дергается в конвульсиях.
Позже она сама усмехалась над своими детскими пристрастиями. Унижение людей, тайная власть над ними – вот в чем было истинное наслаждение.
Отца своего Пелагея никогда не видела. Наградив ее звучной фамилией и несуразным для нынешних времен именем, в честь какой-то своей прабабки, Андрей Ганибалов бесследно исчез из их с матерью жизни. Мамка, впрочем, горевала недолго, может, и вовсе не горевала. Была она по молодости привлекательной курносенькой пышечкой, глупенькой, беззаботной и покладистой. В их поселке, где на окраине строили какой-то то ли завод, то ли комбинат, отбоя от ухажеров не было. Приходящие к мамке дяди приносили пухленькой девочке конфеты, реже – игрушки, она СКАЧАТЬ