Штормило! Море волнующих историй. Елена Чиркова

Чтение книги онлайн.

      Прошло пять лет.

      Я закончил университет. И отличное знание языков, а также мой врождённый недостаток, превращённый в достоинство, сделали своё дело.

      Помимо иностранных языков, я знал язык тела.

      И потому легко отличал ложь от истины. Я часто видел, как люди лгут друг другу в лицо. Как изворачиваются, юлят.

      Но всякий раз, когда неправда «колола глаза», я вспоминал Маринку, свой четырнадцатый день рождения.

      «Тетерев, это просто слова», – сказала мне она тогда.

      «Видимо, в нашем мире людей так положено», – думал я и смирялся.

      Тем не менее моя обострённая интуиция в распознании не просто речи, а человеческого нутра действовала на моих работодателей магически.

      Я поднимался вверх по служебной лестнице, не надрывно пыхтя и сутулясь, а посвистывая, откинув лёгкий пиджак на плечо.

      Я очень много летал.

      Самолётное кресло казалось мне теперь привычней домашнего.

      Но я не желал с этой мыслью мириться.

      Я думал о доме.

      Моя тоска по постоянному пристанищу вылилась в привычку каждую свободную минутку вырезать из деревяшек разные фигурки. Мне не терпелось жить оседло, в домике с маленькой мастерской.

      С хозяйкой в доме.

      Её-то в поле зрения пока не наблюдалось.

      Я нравился женщинам.

      Но их любовь была казённой, штампованная по одной колодке.

      По вечерам, ложась спать в номерах гостиниц, я отключал свой имплантат.

      Хотел быть в полной тишине.

      Но однажды, едва я успел проснуться и включить прибор, как раздался телефонный звонок.

      «Ну, здравствуй, Тетерев», – прозвучало в трубке. Я сразу узнал Маринкин голос.

      С тех пор я очень боялся пропустить её звонок, раз и навсегда избавившись от привычки оглушать себя на ночь.

      Нас закружило.

      Мы встречались в разных городах и странах: там, где заставали нас её цирковые гастроли либо моя работа.

      Мы гуляли по улицам Хельсинки, покупая на набережной копчёную миногу и держа её как мороженку, задорно съедали рыбину наперегонки.

      В Амстердаме мы лопали сыр, нарезанный для дегустации, и, перепробовав десятка полтора, уходили, так ничего и не купив.

      В Риме мы праздно шатались по музеям.

      А в Барселоне ходили на футбол.

      Нам было радостно и душевно вдвоём.

      И моё желание не расставаться с Мариной особенно обострялось перед очередной предстоящей разлукой.

      «Ещё чуть-чуть потерпи. Это мои последние гастроли», – всякий раз говорила она.

      Я ей абсолютно верил.

      Она не лгала.