Митя смотрел в окно – на низкие ржавые крыши манежных строений, на чугунные цепи вокруг собора.
– Я давно хочу поблагодарить вас, – сказала я. – Без вашей доброты моя жизнь была бы гораздо бедней и трудней.
Митя помолчал.
– А я, не узнав вас, и совсем не жил бы, – ответил он.
Потом соскочил с подоконника, подошел к нашей облупленной печке и принялся кочергой разбивать большие, черные, еле тлеющие угли.
Он, видно, сам испугался своих слов. Угли сыпались на пол, на железный лист перед печью.
Митя поспешно стал объяснять мне то, что я и без него знала: когда Люша уснет, шар надо непременно выпустить за окно, привязав снаружи к форточке, иначе шар поникнет, съежится. И что-то о водороде, которым наполнен шар. И о глупом притеснении частной торговли. И еще о каких-то новооткрытых газах.
Скоро он ушел, а я взяла в руки книгу, подаренную мне им в прошлом году ко дню рождения.
Тогда он подарил мне две книги: Goethe по-немецки, пообещав читать его вместе со мной, и еще одну, о которой давно говорил, что, чуть она выйдет по-русски, я непременно должна прочитать ее. Это была «Вселенная вокруг нас» Джеймса Джинса. Я его уверяла, что все равно ничего не пойму в научной, даже и популярно написанной, книжке, он же уверял, что это самовнушение и ничего там непонятного нет.
На книге Джинса его рукою было написано:
«Лиде – совокупности всех совершенств и лучшему моему другу на этой планетке from a gentleman in distress».
Прочитав тогда эту надпись, я поблагодарила дарителя и рассмеялась – над «совокупностью» совершенств, над «планеткой». Что же касается подписи «gentleman in distress», я поняла ее так: городские сплетники поговаривали, будто Бронштейн безответно влюблен в одну милую барышню из одной ученой семьи. Любовь без взаимности – вот, думала я, он и пребывает «in distress». (То есть в тоске, в огорчении, в печали.)
После Митиных слов с подоконника я иначе расшифровала надпись на книге Джинса.
В заключение каждой очередной ссоры моей с Цезарем я уговаривала его обдумать наши квартирные дела и разойтись мирно. Я обещала в любом случае не мешать ему видеться с Люшей. Но он и слышать не желал о разрыве. Ему нужны были мы обе – и Люша, и я. А мне нужно было одно: вырваться на волю, расстаться, уйти, уйти, уйти – если не уходит он.
Я хотела уйти к себе. К труду и к Люше.
Мне казалось, чуть только кончится состояние непрерывной войны, чуть только будет разрублен узел нашей совместной мучительной жизни, все другие узлы: жилье, няня, заработок – распутаются сами собой.
Главное – расстаться, не дышать отравленным воздухом враждебности и ни в коем случае чтобы не дышала им Люша.
Цезарь Самойлович покидать наш дом не желал. Решила СКАЧАТЬ