Первый секретарь Ленинградского обкома и горкома ВКП(б) А.А. Жданов докладывал И.В. Сталину и в Политбюро ЦК: «Больше всего шуму было вокруг доклада Бухарина и особенно вокруг заключительного слова. В связи с тем, что поэты-коммунисты Демьян Бедный, Безыменский и др. собрались критиковать его доклад, Бухарин в панике просил вмешаться и предотвратить политические нападки. Мы ему в этом деле пришли на помощь, собрав руководящих работников съезда и давши указания о том, чтобы тов. коммунисты не допускали в критике никаких политических обобщений против Бухарина. Критика, однако, вышла довольно крепкой. В заключительном слове Бухарин расправлялся со своими противниками просто площадным образом. Кроме этого, он представил дело так, что инстанция одобрила все положения его доклада вплоть до квалификации отдельных поэтов, канонизации Маяковского и т. д., в то время как ему прямо указывалось, что в вопросе о квалификации поэтического мастерства того или иного поэта он может выступать лишь от себя… Я посылаю Вам неправленую стенограмму заключительного слова Бухарина, где подчеркнуты отдельные выпады, которые он не имел никакого права делать на съезде» [1.50].[25]
1.3. Новая эстетика смерти
Надо сказать, что в 1920-х кремирование было пока ещё новым, но активно внедряемым обычаем, абсолютно выпадающим из патриархальной психологии русского человека, который, как ни странно, по-прежнему верил в загробную жизнь и Царствие небесное.
Начало этому языческому, по своей сути, обряду было положено Декретом от 7 декабря 1918 года СНК РСФСР «О кладбищах и похоронах», в котором новый порядок захоронений объявлялся альтернативным и утверждалось, что о «допустимости и даже предпочтительности кремации покойников» речь не идёт. В Декрете говорилось о крематориях, которые только планировалось построить, как об объектах уже существующих: «Все кладбища, крематории и морги, а также организация похорон граждан поступают в ведение местных совдепов», при этом православная церковь, как и культовые учреждения других конфессий, из этого процесса исключены полностью. Начав с уничтожения погостов, находившихся при храмах, местные власти предлагали полную ликвидацию кладбищ городских, объясняя это необходимостью развития городских территорий, – таким образом в Москве навсегда исчезли Дорогомиловское, Рогожское старообрядческое, Лазаревское кладбища.
Одновременно с выходом декрета Л. Д. Троцкий опубликовал очередную злободневную статью, в этот раз призывавшую большевицких лидеров подать личный пример революционной сознательности – завещать после своей смерти сжечь свои трупы. Лев Давидович со свойственными ему пафосом и образностью рассуждал о новой обрядности: «Жизнь человека, обнажённая от музыки и пения, торжественных собраний, радостных или грустных, смотря по случаю, по поводу, по причине, – будет скучной, пресной. СКАЧАТЬ
25
М.М. Пришвин, избранный на съезде членом президиума Союза, в собственном дневнике позволил себе беспощадную характеристику «Бухарчика»: «Иногда в обществе необходим бывает шут, и тогда приходит человек и делается шутом, а когда окажется, что общество и без шута может жить, то человек-шут исчезает. Так точно бывает иногда нужен литератор, который только бы не молчал, только бы “отзывался”, и он появляется и отзывается. А когда неловкость молчания проходит и можно становится говорить всем, то и литератор тот исчезает. Этот литератор у нас теперь Бухарин: часто шутует тем, что Бога ругает… эко, герой! Заступиться за Бога неудобно, сам Бог слишком высок и велик, чтобы читать Бухарина, болтай, сколько захочется!» (Пришвин М. М. Дневники 1936–1937. СПб.: Росток. 2010).