Антон побежал, пригибаясь под обстрелом, не зная, в какую сторону двигаться. Он увидел Фрица, который схватился в рукопашной с немецким солдатом. Тяжело дыша, он не мог одолеть навалившегося на него противника. Взглянув на Антона, Фриц сузил глаза, словно знал, что тот не придет на помощь. Антон дернулся к ним, хватаясь за пистолет, но немец уже всадил во Фрица откуда-то взявшийся нож и несколько раз провернул его в районе живота или паха.
Антон развернулся и бросился бежать. Он не сразу понял, что продолжает судорожно напевать песню, которую орал в танке. На поле лежали мертвые, много мертвых с вывернутыми руками и ногами, с обезображенными лицами, совсем не похожими на человеческие, с выпавшими из животов внутренностями – словно кто-то разбросал помои из протухших овощей и мяса.
Запах пластика стал невыносимым. Антон взревел и крикнул:
– Шлем!
Он упал на землю и, плача, повторил:
– Шлем! Шлем!
Он продолжал плакать в своей комнате, сдернув перегоревший шлем, понимая, что теперь испорчена и его дальнейшая судьба в игре, и, возможно, вся его жизнь.
Утром Антон поплелся в школу с большой неохотой. Весь день он, холодея от страха, ждал встречи со своей командой, боясь даже предположить, чем закончился бой. В принципе, как сказал Ротмистров, в случае победы все мертвые в зачет. Это значило, что их всех восстановят в игре. Неприятно, конечно, вспоминать детали его поведения в танке, но на геройство без выхлопа никто не подписывался. Что еще оставалось делать?
Он краем глаза сканировал снующих мимо школьников, придумывая, что скажет Цыгану и Одноглазому при встрече.
После четвертого урока Антон пошел в туалет, быстро оправился и поспешил на выход, но чья-то рука грубо схватила его за шиворот, больно царапнув по деревянной шее.
Антон весь сжался, чувствуя, как сердце напряженно и быстро колотится где-то в кистях. Его держал здоровый детина в неопрятной одежде, тот, что в игре был Цыганом. Командир, худощавый и болезненно-бледный подросток в очках, приблизился к Антону.
– Здравствуй, дружище, – протянул он тонким голосом.
Цыган мертвой хваткой вцепился в воротник. Антон молчал и испуганно смотрел на командира, однако оправдываться не собирался.
– Что ж ты, козлина, натворил? – продолжал Одноглазый, ровно, без интонации выплевывая слова.
Антон еще надеялся, что злоба соратников обусловлена его предательством, но общее сражение выиграно, и они продолжат воевать.
Одноглазый СКАЧАТЬ