Уйти. Остаться. Жить. Антология литературных чтений «Они ушли. Они остались». Том III. Антология
Чтение книги онлайн.

Читать онлайн книгу Уйти. Остаться. Жить. Антология литературных чтений «Они ушли. Они остались». Том III - Антология страница 6

СКАЧАТЬ и неизвестным.

      Всё это суета.

      Дойти бы лишь хватило силы,

      На красной глине Палестины

      Припасть к ногам Христа,

      – говорил двадцатитрёхлетний Олег Чертов в 1981-м.

      Знакомая смерть, повторяясь, стала числом. И если

      служит распятье Христа деревянным плюсом,

      то значит, что этот мир – уравненье с одним неизвестным:

      действительно ли искупила грехи наши смерть Иисуса?

      – спрашивал сам себя почти десятилетие спустя Александр Банников.

      Мальчика-Христа делает своим героем Сергей Галкин:

      Он стоял, окружённый стайкой

      Палестинских ребят.

      Ему улыбнулось яблоко,

      Выглянувшее в сад.

      Дикой прекрасной поэзии

      Гефсиманских рощ

      Ни на одно мгновение —

      Не суметь превозмочь!

      Он же говорит:

      Для чего в кармане твоём дыра? —

      Чтобы не отсыхала рука Господня!

      Илья Павлов вспоминает детство:

      Снят с киота зоркий Иисус —

      там сейчас зелёное миганье,

      странный запах и тяжёлый груз

      элементов электропитанья.

      <…>

      Но, презрев такие чудеса,

      я толкался у печного устья,

      где огонь живил Его глаза

      палестинской и российской грустью.

      «Кто же отпустит грехи мои, боже?» – восклицает в 1991 году Виталий Владимиров.

      Ещё не вошедшие в состав рутинных очевидностей (тем паче – официальной идеологии), религиозные образы переживаются как открытие – личностно и остро. Совсем не религиозная сама по себе поэзия начинает тогда осваивать апокалиптические мотивы:

      Всё будет так,

      как оно обещано:

      огонь перехлестнёт дождь,

      небо прильнёт к земле

      мокрой рубашкой к телу

      <…>

      Только бы Огонь захлестнул

      нас без остатка.

      (Евгений Борщёв)

      Оборотная сторона тогдашней жгучей, горькой серьёзности – вернее, та, что усердно выдавала себя за лицевую, – ирония, игра, стилизация, примеривание разных масок. На это обращает внимание Андрей Урицкий в статье об Александре Егорове. «В конце ХХ века, – утверждает он, – нельзя было быть стопроцентно серьёзным», даже тем, кто, как Егоров, «не быть серьёзным <…> не мог». Подтверждения тому, что на самом деле – можно, мы, впрочем, найдём уже и в этом томе антологии: Александр Сопровский с его «торжественнотрагическим строем стиха», например, был серьёзен именно стопроцентно, с юности уверенный, что «возведённая в принцип ирония есть духовное пораженчество». СКАЧАТЬ