Три осени Пушкина. 1830. 1833. 1834. Игорь Смольников
Чтение книги онлайн.

Читать онлайн книгу Три осени Пушкина. 1830. 1833. 1834 - Игорь Смольников страница 25

Название: Три осени Пушкина. 1830. 1833. 1834

Автор: Игорь Смольников

Издательство: ИД "Детское время"

Жанр:

Серия:

isbn: 978-5-905682-57-5

isbn:

СКАЧАТЬ герцогу, что в случае войны ему «ещё достанет силы старый меч за вас рукой дрожащей обнажить». Сыну, в котором он видит будущего расхитителя сокровищ, по рыцарской традиции бросает перчатку…

      Вот в чём проявляется его рыцарство. Жуткий парадокс.

      «Произошло чудовищное искажение человеческой личности, но не то разрушение человека, которое сделало Плюшкина “прорехой на человечестве”. Поэтому вполне естественна и готовность Барона участвовать в походах и рыцарский вызов оскорбителю»6.

      Ничем не лучше барон ростовщика Соломона, который ссужает деньгами его сына и предлагает ему яд, чтобы отравить отца.

      От веку стяжатели и сребролюбцы являлись потенциальными носителями преступлений. Нужен лишь повод, случай, обстоятельство. А они – на каждом шагу, ибо без преступлений – больших и малых – нет накопительства. Веками накопительство и скупость убивали в человеке всё благородное, великодушное, честное.

      Над этим стоит задуматься.

      А наш век – так ли уж далеко он ушёл от того, который изображён в пьесе? В конце этой маленькой трагедии, видя падение отца и отвратительную готовность сына вцепиться в брошенную ему отцом перчатку (это шанс получить свою долю), герцог восклицает: «Ужасный век, ужасные сердца!» Не формула ли это большой трагедии человечества, усиливающейся от века к веку?

* * *

      Моцарт и Сальери…

      Но это также одна из трагедий человечества – существование рядом с Моцартом Сальери!

      «Звуки умертвив, Музыку я разъял, как труп», – произносит Сальери. Но с музыкой нельзя обращаться как с трупом. Музыка сама – часть жизни. Символ жизни.

      В то же время мы видим: в Сальери выделены такие черты человека искусства, которые были характерны для всей европейской действительности конца XVIII – начала XIX века. Недаром в первом же монологе Сальери рисуется общий для людей его профессии и призвания путь постижения азов и высот музыкального искусства (в нём, кстати, кое-что поучительно для всякого, кто хочет посвятить себя искусству).

      Ребёнком будучи, когда высоко

      Звучал орган в старинной церкви нашей,

      Я слушал и заслушивался – слёзы

      Невольные и сладкие текли.

      Отверг я рано праздные забавы;

      Науки, чуждые музыке, были

      Постылы мне; упрямо и надменно

      От них отрёкся я и предался

      Одной музыке. Труден первый шаг

      И скучен первый путь. Преодолел

      Я ранние невзгоды. Ремесло

      Поставил я подножием искусству…

      Этот рассказ передаёт общие для ряда стран Европы черты музыкальной выучки и духовного состояния одарённого ребёнка, отрока, юноши. Этот рассказ, кстати, перекликается с написанным в ту же осень стихотворением «В начале жизни школу помню я». В нём, словно дополнением к монологу Сальери, правда, в ином нравственно-этическом плане, передаётся близкая ситуация из жизни воспитанника какого-то европейского – эпохи Возрождения – учебного заведения, когда юное воображение пленяется прекрасными образами искусства.

      В СКАЧАТЬ