Собрание сочинений. Лидия Сандгрен

Чтение книги онлайн.

      Лето, вечер, год его пятидесятилетия. В городе жара. Из распахнутых окон летят крики детей, велосипедные звонки, незнакомая мелодия и скрежет трамвая, сворачивающего на Карл-Юхансгатан. В парке напротив загорают люди, неподвижные, как осевшие на мелководье белые тюлени. Мартину захотелось вдруг крикнуть им что-нибудь в окно, но все звуки как будто застряли в горле. По телу мурашки, в животе засасывающая воронка, потные руки дрожат.

      Он на перепутье, история меняет маршрут. Лишнее время между двумя важными событиями. То, что нужно перепрыгнуть, чтобы текст не забуксовал. Сделать ничего нельзя – только ждать. Возвращения детей. Похорон. Решения. Внезапное желание взять красную ручку и всё перечеркнуть. К чертям собачьим. Редактор Раймонда Карвера убил огромные куски в «О чём мы говорим, когда говорим о любви», выбросил большинство концовок – счастливых, – и в итоге получилось прекрасно.

      Может, стоит попробовать стать нормальным. Встретить кого-нибудь, не забывать о еде, ходить на работу всего на несколько часов. Он всё ещё издатель, а издателю Мартину Бергу всегда найдётся чем заняться. Но вместо этого Мартин Берг собирает бумаги. Он много времени провёл на чердаке, заваленном под завязку: зимние детские куртки, велосипед без цепи, старый скейтборд Элиса, выпускное платье Ракели в прозаическом чехле из пластика, рюкзаки, палатка, афиши, которые приходилось разворачивать, чтобы понять, почему их сохранили. И старые шиповки Сесилии. Сколько пар обуви она износила и почему не выбросила эти? Мартин перебирал старые вещи, по спине и ногам стекал пот, потому что под крышей было настоящее пекло. Но в конце концов он нашёл коробку, на которой его собственным почерком было выведено «Мартин, пиши».

      Он потерял счёт времени, пытаясь распутать нить, уводящую его нынешнего к некоей точке отсчёта. В какой-то момент он должен был оказаться у развилки, но он так долго просто шёл куда глаза глядят, вообще не думая о направлении. Когда это изменилось? Потому что это точно уже изменилось. Дети совершеннолетние, оба. И впервые за несколько десятилетий он ни за кого не отвечает.

      Элис, маленький Элис, он сейчас путешествует по Европе… слава богу, вместе с сестрой… наверное, потом сразу уедет из дома. Он уже посматривает за горизонт, и рано или поздно Мартин увидит, как сын собирает свои жилетки и отправляется в коммуну на Хисингене [1], где, полуприкрыв глаза, будет слушать Жака Бреля и спокойно курить. Вот тогда-то пустота и наступит. И это будет конец.

      Чисто рационально, размышлял Мартин, лёжа на ковре и подозревая, что в сложившихся обстоятельствах только рациональность ему и остаётся, – чисто рационально он понимал, что происходящее есть часть процесса. Дети вырастают, это житейская неизбежность, одна из многих. Тридцать лет назад он и сам поступил так же, и причёска при этом у него была ещё хуже. Всё верно. Он просто не готов к тому, что это случится так быстро. И не до конца представляет последствий – опустошённости и одиночества, расползающегося по комнатам и заполняющего всё вокруг; себя – седеющего, с тонкими ногами и слабеющим слухом; он не думал, что годы просто будут исчезать, ничего не оставляя взамен.

      И что однажды всё закончится. И останется груда бумаги.

      Мартин закрыл глаза и представил Густава Беккера – хотя он и не должен был думать о нём так часто. Но всё же он снова воочию увидел, как Густав смеётся, как тонкими пальцами берёт сигарету и не сводит с тебя взгляда, даже если ты уже смотришь в сторону.

      Мартин посмотрел направо (листы бумаги), налево (листы бумаги) – вверх, на потолок. Белый, девственный, неисписанный!

      Часть 1. Александрийская библиотека

      1

      К жизни его вернул будильник. Март, на улице в это время ещё не видно ни зги.

      Привстав, Мартин зажёг ночник и отключил звук. На экране мобильного загорелся значок эсэмэс, сообщение отправил сын в 03:51. «Скоро буду. P. S. Никаких нежностей».

      Мартин вздохнул. Элис отмечал приближающийся день рождения в джаз-клубе, который, видимо, больше не был пристанищем для любителей невинных танцев, и, возвращаясь из кабака домой, сын, вероятно, счёл необходимым напомнить, что никаких поздравлений слышать не хочет.

      По пути в ванную Мартин постучался к Элису, но получил в ответ лишь приглушённое ворчание.

      – С днём рождения! – произнёс Мартин.

      Он включил кофеварку. Принёс из прихожей лежавшие на полу газеты. Поджарил хлеб и сварил яйцо. Он ещё не добрался до раздела культуры, когда на кухне появился его младший. Прошёл прямиком к раковине, налил воды и залпом выпил.

      За последнее время Элис очень вырос, узкое лицо и светлые кудри всё сильнее подчёркивали сходство с матерью. Вкладом Мартина в генетический код Элиса стали карие глаза и, как утверждал Густав, склонность обижаться, делая при этом вид, что ничуть не обижен.

СКАЧАТЬ