При опосредованном характере законотворчества, его известной самостоятельности и неизбежной неполноте субъективного отражения объективной действительности, в принципе, не исключена опасность волюнтаристского подхода к процессу принятия уголовно-правовых норм. На эту опасность обращал внимание еще К. Маркс, когда писал, что «само по себе право не только может наказывать за преступления, но и выдумывать их»[65]. Современное уголовное законодательство многих стран (и мы здесь не исключение) дает немало примеров такого рода субъективизма в праве. Даже в новом УК РФ 1996 г. можно встретить отдельные законодательные пассажи, которые иначе как «псевдопреступлениями» назвать нельзя: например, незаконное использование товарного знака (ст. 180 УК), незаконное распространение порнографических материалов или предметов (ст. 242 УК). В уголовных кодексах других государств нередко попадаются такие эрзац-преступления, как покушение на самоубийство (ст. 327 УК Нигерии; ст. 57 УК Ганы; ст. 306 УК Индии), неосторожная дипломатическая измена земле (п. 2 ст. 267 УК Швейцарии), неосторожное истязание животных (п. 2 ст. 264 Швейцарии), неосторожное ложное показание (ст. 3 гл. 15 УК Швеции), неосторожное укрывательство имущества (§ 303 УК Дании) и т. д.
К подобной умозрительности в правотворчестве приводит забвение известного положения о том, что «законодательная власть не создает закона, – она лишь открывает и формулирует его», что «законодатель… должен смотреть на себя как на естествоиспытателя»[66]. Инструментом такой «естествоиспытательской» работы служит уголовно-правовая политика. Именно она лежит в основе формирования уголовно-правовых норм.
Российская уголовно-правовая политика на основе СКАЧАТЬ
64
См.:
65
66
Там же. Т. 1. С. 162, 285.