того кладбища. Но это просто маленькая часть. А раньше тут все было в захоронениях. И крепостных везли сюда, и знать хоронили на высоких местах. А как пришла советская власть, все сравняли с землей и раздали участки партийным. Никто и не спорил тогда, атеизм процветал уже, церкви сносили, да и халявная земля тогда не каждому давалась, после революции сразу все тут и подчистили. Не знаю, что тут Ленин делал, но может и он к этому руку приложил. Так вот верующие, да те, у кого здесь родственники похоронены были, взбунтовались тогда, встали на защиту кладбища. Грех типа осквернять могилы предков, не дадим! А советской власти то, что с того. Тут все пришлые верховодили, почти все зеки, освобожденные советским режимом, да успевшие залезть в хоть какую-нибудь власть. Наверху, там, где сейчас Дворец творчества молодежи, вырыли огромную ямину, все кресты могильные туда поскидали, какие успели. И вот в один день местные живым щитом встали перед кладбищем, говорят, что их там чуть ли не тысяча была. Прямо с утра пришли и перекрыли все дороги к кладбищу. Тогда типа, ну это бабка так рассказывала, но она врать не умела, вызвали кавалерию с Москвы. Те к вечеру прискакали, коней триста, и начали кого нагайками, кого шашками, кого с ружей постреляли. Короче, погнали их к той яме, всех в яму загнали, залили все то ли керосином, то ли, что у них тогда было, бабка говорила, что керосином. И сожгли всех заживо. Сами встали вокруг ямы, кто в агонии пытался выбраться – их стреляли да рубили. Но в основном все друг об друга спотыкались да падали, поднимались да опять падали. Говорят человек, когда горит, долго не умирает и всю боль чувствует. Так вот, эта тысяча сожженных так взревела тогда от жуткой боли, что говорят по всему «Подолью» слышно было. А подожженные, умирая, проклинали тех солдат да власть советскую. Бабка тогда сама все видела, ей лет пять было. Ее родители из Ерино приехали за кладбище стоять, ну а поскольку дитя не на кого было оставить, прихватили с собой бабушку мою. Родителей то всех в яму согнали, а детей, кого поймать успели, по детдомам раскидали потом. Бабушку мою и подружку ее тогда старшие ребята забрали к себе жить. Вот так она да подружка ее, что умерла, и стояли, смотрели, как их отцы, да мамы, крестьяне обычные, да еще почти тысяча людей горят заживо и проклинают всех и вся. А вскоре яму закопали, на месте этом дворец пионеров построили. Вот такой вот советский цинизм был тогда.
– А чего же бабушка твоя не уехала? Раз место проклятое?
– Это для других оно проклятое, а для нее священное. Каждый церковный праздник они ходили туда, дети сожженных. Цветы да булочки носили, вокруг дворца прямо выкладывали и плакали толпами. Поначалу гоняли их, но потом отстали. Вскоре дети сожженных выросли, кто-то уехал, а кто-то не смог. Так и бабка моя всю жизнь здесь и прожила.
– Да, – тяжело вздохнул Павел, – история, конечно! – впечатленный услышанным Синицын немного помолчал, а затем добавил. – А про ведьму слышал чего?
– Ну так, немного. Но это совсем давно вроде было, тоже закопали типа ее
СКАЧАТЬ
