пограничникам и иным "наблюдавшим", а таковых не быть не могла, полнейшее свое равнодушие, или некоторую жалость, сочувствие к эксплуатируемым капиталистами пролетариям. Группка была невелика – пять или шесть человек, стояли тесно на кромке прибоя. Один был несколько впереди. Он зашел в воду так, что накатывало на него валы стального цвета холодной воды, которые достигали до колен, до пояса даже, а брызги должны были заливать и лицо – ветер дул с постоянной умеренной силой, был тугим, влажным и холодным, с мелкими вкраплениями не снега еще, а того, что называют "крупой". Одежда "норвегов" была хороша: непромокаемые и, наверное, теплые штормовки с капюшонами, у нас подобных было не найти. По слухам штормовки их были на гагачем пуху, такие же брюки и нечто вроде сапог – рассмотреть их не смог. Видел также, что под штормовкой были на всех шерстяные светлые свитеры с высоким свободным "горлом", на головах – капюшоны, слегка затянутые вокруг бородатых обветренных жестковатых и в то же время детски- просветленных лиц. У одного капюшон не был одет на голову, и голову укрывала цветная вязанная шапочка с большим помпоном. У того, что стоял вперед, капюшон тоже не был накинут, и шапочки не было. Ветер трепал его длинные светлые волосы, очень длинные и волнистые. Видел я их со спины и сбоку, пока шел к причалу, дойдя же до причала, увидел их чуть в профиль и немного сверху. Все они молчали. Никто из них не курил. Они просто смотрели на море, и было понятно, что море это и ветер для них родные, а твердь под ногами чужая, нелюбимая. Сколько они так стояли до моего прихода не знаю, при мне же – не менее часа. Я выкурил две махорочные толстые самокрутки и одну сигарету, замерз и собрался пойти к рыб. заводику – поболтать, если удастся, с молоденькими, где-то навербованными, в деревнях, видно, девчатами. Но прежде, тот что стоял в воде, впереди всех, сделал жест рукой за спину, по этому жесту, стоявшие стали поворачиваться и медленно уходить по берегу. Он же сперва сделал несколько шагов назад, не оборачиваясь, лишь на кромке прибоя развернулся, словно подольше хотел видеть простор, а не погранзону суши. На короткий миг он повернул о мне лицо, и я рассмотрел, что в аккуратных бородке и усах, лицо его мокро от соленой "морской пыли, очень спокойное лицо, красивое и твердое. Потрясли огромные синие глаза и явно выраженная лично ко мне чуть брезгливая какая-то жалость… Я мгновенно разозлился даже, как он смеет меня жалеть! Да кто он такой, чтобы меня жалеть, а то и презирать? А он уже и не смотрел на меня вовсе, а уходил вслед за своими товарищами, и я забыл сразу о своей злости, удивившись тому, как он громаден и могуч высокой стройной своей фигурой и легок невесомой неспешной походкой. Подумалось, верно капитан сейнера, может хозяин других, бредущих впереди. Ветер внезапно стих. Я забыл о них очень скоро, как только неожиданно как-то из губы вывернулся стремительный катерок, возник вблизи меня и старшина-пограничник с моим рюкзаком в руке. Причалил катер, с хохотом, криками радостно ссыпались с него на причал чернобородые матросы, старшины, молоденькие офицерики, а мой
СКАЧАТЬ
