В голове Трюдо, ставшей от жажды такой глупой, была еще одна мысль. Но теперь это не важно. И все же, если вернуться к ней? Вот она, висит на крючке, как красивая белая шляпа с широкими полями.
Любовь.
Не подумайте ничего такого, конечно у него были девчонки. Когда стал старше – девушки. Ему хотелось вспомнить хотя бы одно из их лиц, но перед глазами была только темнота. «…Все репрессии должны проводиться немедленно и сурово. Нельзя останавливаться перед сожжением деревень и посевов, так как опыт показал, что великодушие истолковывается как слабость и побуждает марокканцев к новым нападениям». Так воевала французская армия. И он, Себастьян Трюдо. Или Эдвард Милн?
Дзинь!
Новый залп. Теперь ближе. Значит, скоро рифы придут за ним. Ярость их так огромна, что они наверняка станут его пытать, только вот вряд ли он сможет им что-то сказать, даже если захочет, – языком уже не пошевелить. Но, может, они просто застрелят его? Это будет настоящим милосердием с их стороны. А ведь это забавное совпадение: французы отрезали рифов от их пастбищ, отчего скот, который они успели спасти, умирал без воды, а теперь рифы перекрыли французам доступ к воде, отчего теперь умирают они. Выходит, нет никаких различий между животными и людьми, и все они – скот? Вода. Нет, о ней думать нельзя. Себ потрогал шрам на шее. Первый. В память о Марокко. Рука безвольно падает на песок, глаза закрываются. А все-таки странно, что ночи здесь, в Марокко, холодные. Он думал, они будут теплее. Он вообще много о чем думал…
Дзинь!
Эдвард рывком сел на кровати. Опять этот сон. Его тогда спасли, он остался жить. Теперь он на другом конце земли, Марокко далеко.
Нет.
Всегда близко.
Милн нервно выдохнул, прислушиваясь к ночной тишине. Эл спала рядом, повернувшись к нему лицом. Уличный фонарь по-прежнему бросал свой свет в окно их спальни, и в его электрическом свечении шелковая сорочка Эл казалась жемчужной. Зажигалка приятно щелкнула, выкидывая язычок огня вверх. Эдвард жадно затянулся сигаретой. Кто его вытащил из песчаного окопа? Он не знает. И снова возвращается взглядом к Эл. Как хорошо, что она мирно спит. Докурив сигарету, протяжными, длинными глотками он пьет воду из стакана, с наслаждением чувствуя, как она мягко обволакивает горло, и одна капля остается на губах. В свете фонаря вода тоже кажется жемчужной. И мысль о том, что из-за нее может идти война, не кажется Эдварду глупой: тогда, в долине Уэргла, так и было. Бретелька от сорочки падает с плеча Эл. Осторожным движением он поправляет ее, ложится на спину, закрывает глаза. Разъяренные рифы еще далеко, и пока он может поспать.
1.20.
Рабочий день в Deutsche Modeamt подошел к концу. Девушки – швеи, или, как их называли раньше «модистки», расходились СКАЧАТЬ