Заповедник и другие истории. Сергей Довлатов

Чтение книги онлайн.

      – Исполнилось пророчество: «Не зарастет священная тропа!..»[1]

      Не зарастет, думаю. Где уж ей, бедной, зарасти. Ее давно вытоптали эскадроны туристов…

      – По утрам здесь жуткий бардак, – сказала Галина.

      Я снова подивился неожиданному разнообразию ее лексики.

      Галя познакомила меня с инструктором бюро – Людмилой. Ее гладкими ножками я буду тайно любоваться до конца сезона. Люда вела себя ровно и приветливо. Это объяснялось наличием жениха. Ее не уродовала постоянная готовность к возмущенному отпору. Пока что жених находился в тюрьме…

      Затем появилась некрасивая женщина лет тридцати – методист. Звали ее Марианна Петровна. У Марианны было запущенное лицо без дефектов и неуловимо плохая фигура.

      Я объяснил цель моего приезда. Скептически улыбаясь, она пригласила меня в отдельный кабинет.

      – Вы любите Пушкина?

      Я испытал глухое раздражение.

      – Люблю.

      Так, думаю, и разлюбить недолго.

      – А можно спросить – за что?

      Я поймал на себе иронический взгляд. Очевидно, любовь к Пушкину была здесь самой ходовой валютой. А вдруг, мол, я – фальшивомонетчик…

      – То есть как? – спрашиваю.

      – За что вы любите Пушкина?

      – Давайте, – не выдержал я, – прекратим этот идиотский экзамен. Я окончил среднюю школу. Потом – университет. (Тут я немного преувеличил. Меня выгнали с третьего курса.) Кое-что прочел. В общем, разбираюсь… Да и претендую всего лишь на роль экскурсовода…

      К счастью, мой резкий тон остался незамеченным. Как я позднее убедился, элементарная грубость здесь сходила легче, чем воображаемый апломб…

      – И все-таки? – Марианна ждала ответа. Причем того ответа, который ей был заранее известен.

      – Ладно, – говорю, – попробую… Что ж, слушайте. Пушкин – наш запоздалый Ренессанс. Как для Веймара – Гёте. Они приняли на себя то, что Запад усвоил в XV–XVII веках. Пушкин нашел выражение социальных мотивов в характерной для Ренессанса форме трагедии. Он и Гёте жили как бы в нескольких эпохах. «Вертер» – дань сентиментализму. «Кавказский пленник» – типично байроническая вещь. Но «Фауст», допустим, это уже елизаветинцы. А «Маленькие трагедии» естественно продолжают один из жанров Ренессанса. Такова же и лирика Пушкина. И если она горька, то не в духе Байрона, а в духе, мне кажется, шекспировских сонетов… Доступно излагаю?

      – При чем тут Гёте? – спросила Марианна. – И при чем тут Ренессанс?

      – Ни при чем! – окончательно взбесился я. – Гёте совершенно ни при чем! А Ренессансом звали лошадь Дон Кихота. Который тоже ни при чем! И я тут, очевидно, ни при чем!..

      – Успокойтесь, – прошептала Марианна, – какой вы нервный… Я только спросила: «За что вы любите Пушкина?…»

      – Любить публично – скотство! – заорал я. – Есть особый термин в сексопатологии…

      Дрожащей рукой она протянула мне стакан воды. Я отодвинул его.

      – Вы-то сами любили кого-нибудь? Когда-нибудь?!.

      Не СКАЧАТЬ