Заповедник и другие истории. Сергей Довлатов

Чтение книги онлайн.

СКАЧАТЬ style="font-size:15px;">      Мы развелись полтора года назад. Этот современный изящный развод чем-то напоминал перемирие. Перемирие, которое не всегда заканчивается салютом…

      Помню, народный судья Чикваидзе обратился к моей бывшей жене:

      – Претендуете на какую-то часть имущества?

      – Нет, – ответила Татьяна.

      И добавила:

      – За неимением оного…

      Потом мы иногда встречались как добрые знакомые. Но это показалось мне фальшивым, и я уехал в Таллин.

      А через год мы снова встретились. Заболела наша дочка, и Таня переехала ко мне. Это была уже не любовь, а судьба…

      Мы жили бедно, часто ссорились. Кастрюля, полная взаимного раздражения, тихо булькая, стояла на медленном огне…

      Образ непризнанного гения Таня четко увязывала с идеей аскетизма. Я же, мягко выражаясь, был чересчур общителен.

      Я говорил:

      – Пушкин волочился за женщинами… Достоевский предавался азартным играм… Есенин кутил и дрался в ресторанах… Пороки были свойственны гениальным людям в такой же мере, как и добродетели…

      – Значит, ты наполовину гений, – соглашалась моя жена, – ибо пороков у тебя достаточно…

      Мы продолжали балансировать на грани разрыва. Говорят, подобные браки наиболее долговечны.

      И все-таки с дружбой было покончено. Нельзя говорить: «Привет, моя дорогая!» – женщине, которой шептал бог знает что. Не звучит…

      С чем же пришел я к моему тридцатилетию, бурно отмечавшемуся в ресторане «Днепр»? Я вел образ жизни свободного художника. То есть не служил, зарабатывая журналистикой и литобработками генеральских мемуаров. У меня была квартира с окнами, выходящими на помойку. Письменный стол, диван, гантели, радиола «Тонус». (Тонус – неплохая фамилия для завмага.) Пишущая машинка, гитара, изображение Хемингуэя, несколько трубок в керамическом стакане. Лампа, шкаф, два стула эпохи бронтозавров, а также кот Ефим, глубоко уважаемый мною за чуткость. Не в пример моим лучшим друзьям и знакомым, он стремился быть человеком…

      Таня жила в соседней комнате. Дочка болела, выздоравливала и снова заболевала.

      Мой друг Бернович говорил:

      – К тридцати годам у художника должны быть решены все проблемы. За исключением одной – как писать?

      Я в ответ заявлял, что главные проблемы – неразрешимы. Например, конфликт отцов и детей. Противоречия между чувством и долгом…

      У нас возникала терминологическая путаница.

      В конце Бернович неизменно повторял:

      – Ты не создан для брака…

      И все-таки десять лет мы женаты. Без малого десять лет…

      Татьяна взошла над моей жизнью, как утренняя заря. То есть спокойно, красиво, не возбуждая чрезмерных эмоций. Чрезмерным в ней было только равнодушие. Своим безграничным равнодушием она напоминала явление живой природы…

      Живописец Лобанов праздновал именины своего хомяка. В мансарду с косым потолком набилось человек СКАЧАТЬ