– Так я там памяти видать лишилась, спрашивают врачи, когда в себя пришла, как зовут. А голос из головы мужской: Венера, Венера. Я и ляпнула. Так и записали. А когда оклемалась, память то вернулась, добралась домой. Нашла, собрала своих детей вместе, родненьких, Лидуську, Артемия, Лариску, Егора и стали дом восстанавливать. Потихоньку, помаленьку. Матери их утопли. Как не знаю. И дети молчат. А тут приказ Сталина: всех женщин на фронт, заменить мужчин: связистов, чистильщиков оружия, кладовщиков, поваров, шоферов. Из Орска тогда 225 девчонок молоденьких отправили на фронт. И я пошла. Стрелком записалась. Детей на себя записала. Думаю, поменяю жизнь. Назвалась им матерью. Венерой, по отцу Степановной, и его фамилии Кондратовой. Им матерью. Документы все утонули. И новая жизнь, решила, начнётся. А вернусь с фронта, кто ж знал, что ещё три года война то будет проклятущая. Говорили, ещё полгода, и разобьем фашистов. Определила детей в детдом.
Вернулся с перекура кашляющий и раскрасневшийся, будто оживший вулкан, Егор.
Мать строго посмотрела на сына:
– Скоро все лёгкие выплюнешь, а он курит все!
– Не начинай. Давай рассказывай, я краем уха слышал, что ушла на фронт. А батя? Следом? Он же хвостик твой, – Егор опять жутко зарокотал.
– Не любить – грех, а любишь – не разлучайся, найди способ, но не оставляй – это задача мужика. Оберегать! – дед Демир поднял вверх палец. – Тебе бы такую жену, как твоя мать, а то бобылем ходишь.
– А тебе, бать, нравится подкаблучником–то?
– Хватит, Егор, даже мне противно уже тебя слушать, – встал лысый очкарик в костюме. – Ядом брызжешь.
– О, голос прорезался, жены рядом нет, так и осмелел.
– Прекратите! Стыдно за вас, вот пусть напишут в газете, сколько раз вы к матери приехали? Когда дом сгорел, кто примчался? Кто выстраивал его. Всем миром помогали, соседи, бывшие сотрудники, сослуживцы, и с области люди приезжали. Нашу маму все уважают, кроме родных детей, – бесцветные щеки женщины–монашки порозовели, глаза лихорадочно заблестели, она вскочила, одернув юбку. И, будто обессилев, села на стул. Потупив взор.
– Так мы же не родные ей, как выяснилось, – в грудном голосе выплеснулась вся нотная гамма.
– «Моя любовь и благодарность
С годами глубже во сто крат,
Родные люди не по крови,
А по сердцам, что бьются в такт».
Вдруг вспомнилось, ведь про нас, ребята, вы для меня все родные. Родные – это ведь правда не про кровь. Я читала в одном журнале, что род, предки наши, это те, кто был даже отчимом или приёмным ребёнком до нас. Это все наш род, и они за нами стеной, тылом. А наши родители живы, они наши крылья. Сколько ночей мать не спала, когда ты Егор заболел, одна ремиссия, вторая, она и до сих пор стоит на коленках молится? А ты, Софа? Когда твоя дочь пропала, ты рыдала, таблетки вином запивала, СКАЧАТЬ