Аранхуэсский концерт. Фантасмагория безвременья. Анна Бабина

Чтение книги онлайн.

СКАЧАТЬ Как будто Надежда кралась ко мне по коридору. Оглянулся даже, нет ли кого здесь, в Логове. Не было, разумеется.

      Раджибай давно не заглядывал, да и ходит он бесшумно, как кошка. Прирождённый разведчик.

      ОНА

      Встала ночью попить – двор волшебный, белый. Снег, да не снег вовсе, наивная белая крупка, на двускатной крыше детского садика, на траве, на асфальте – его ещё не успели размесить машины. Мне сделалось (сейчас так не говорят, надо, наверное, заменить на «стало», но «сделалось» ведь куда лучше звучит) так легко, светло, как в детстве, когда выпадал первый снег.

      Мама говорила, что в бабушкиной родной деревне Покров праздновали дважды – четырнадцатого октября, со всей Святой Церковью, и потом, по-язычески, ещё раз, когда снег действительно ложился на землю.

      К утру снег превратился в дождь.

      Даже окно занавесила – не хотелось видеть, как праздничная белизна истлевает, покрываясь оспинами капель.

      Шла сегодня к ученичке (мама бы отругала за эту «ученичку», слишком провинциально звучит, мама не любит такого, но она, эта Леночка, такая маленькая, полупрозрачная, нежная, что кажется совсем крохой), и на Пушкарской с дома свешивалась зелёная сетка, знаешь, такая, какой закрывают обычно строительные леса. Мерзкая сетка. Она там уже лет пять, если не больше, впитывает грязь и злобу, которую выдыхает город.

      Я вдруг почувствовала себя этой сеткой, кляклой паутиной на столетнем кирпиче холодного чужого города.

      Я не стану здесь своей.

      Вспомнила, как на первом курсе Даша Забарская – полная, хорошо одетая, с ленивыми злыми глазами – в ответ на какую-то глупую оговорку сказала мне: «Ты что, с Урала?» – и рассмеялась. Некрасиво, раззявисто, и все, разумеется, услышали, обернулись, прибились к нам, чтобы узнать, что такого я сделала, чтобы дать им повод позубоскалить. Про Урал была шутка, присказка, но мне стало так горько, что я чуть не смазала Забарской кулаком по пухлым губам, влажным от дорогой помады. Именно эта помада, вернее, нежелание ощутить её маслянистый след на руке, меня и остановила. Я ещё долго потом не покупала никакой помады, даже гигиенической.

      Чушь какая.

      Какие мы, люди, несовершенные, ломкие изнутри. Какая-нибудь глупость, сказанная накануне в компании, не даёт нам спать; детская обида отравляет всю жизнь, расползается лиловыми трупными пятнами по живому телу; имя человека, давно забывшего о твоём существовании, вызывает приступ паники, горькую рвоту, недостаток кислорода.

      Как мы вообще выжили?

      Я бы на месте эволюции оставила каких-нибудь эвглен – у них не бывает несчастных любовей.

      Моя была эталонная, по канону, в Палату мер и весов её поскорее, чтобы ни у кого больше такого не случилось.

      Я росла чувствительной барышней, воспитанной на готической тени мистера Рочестера, того ещё мудака, если подумать, и какого-нибудь Сани Григорьева, которых в обычной человеческой жизни не встречается.

      Отцовские словесные зуботычины меня не ожесточили, напротив, умягчили СКАЧАТЬ