Пушки заговорили. Утренний взрыв. Сергей Николаевич Сергеев-Ценский

Чтение книги онлайн.

      – Десять картин – десять моментов; двадцать картин – двадцать моментов… Может быть, это дело фотографов, а художник… художник тут решительно ни при чем.

      У Сыромолотова давно уже составилось свое мнение о публике вернисажей, публике картинных галерей и о публике вообще.

      Если на вернисажах рядом с полными невеждами в области искусства появлялись и снобы, если в галереях можно было встретить скромных с виду, но любящих живопись людей, то публика вообще была совершенно далека от живописи.

      Старика Невредимова он относил, приглядываясь к нему, к публике вообще, но он был «натурой», а «натуре» позволялось говорить об искусстве что угодно: с «натурой» Сыромолотов обыкновенно никогда не спорил.

      Однако рассуждение о том, что «картина – момент», а «момент – дело фотографов», «художник же тут решительно ни при чем», вызвало у него, художника, улыбку, и он не удержался, чтобы не сказать:

      – С одной стороны, по-вашему, Петр Афанасьевич, картина – момент, с другой – «момент – дело фотографов», то есть между картиной и фотографией вы ставите знак равенства, а с третьей, художнику даете как будто другое амплуа, чем фотографу… Простите, но я уж заблудился в этих трех соснах.

      – Художнику – другое амплуа? – повторил старик и высоко поднял лохматые белые брови. Подержав так брови несколько секунд, он надвинул их на глаза еще ниже, чем до того, и сказал не то чтобы поучительно, а как будто про себя, поэтому медленно и с паузами:

      – Художник… он… должен давать… не то, что всякий… всякий может видеть… также и объектив, конечно… а-а то… что он один только… способен видеть, – вот что.

      – Это я понимаю… Точнее, это мог бы сказать скорее я, а не вы, – отозвался Алексей Фомич на слова старика, несколько для него неожиданные, и, разрезав наиболее спелую грушу ножом, приготовился послать кусок ее в рот, но старик остановил его поспешным вопросом:

      – Вы грушу видите?

      – Грушу?

      – Да. Видите… Снаружи и изнутри тоже… А войну?

      – Я вас понял, понял, Петр Афанасьевич, понял! – весело теперь уже отозвался на это Сыромолотов. – Но ведь для того, чтобы видеть войну, как способен видеть ее только художник, он, художник, и должен быть на войне.

      – Зачем же?

      – Как зачем? Чтобы смотреть своими глазами.

      – Вблизи?.. Такую войну?.. Разве можно?

      Старик покивал головой и добавил:

      – А где же дистанция?.. Если я вашу картину… хотя бы вот эту (он кивнул на этюд в рамке) буду разглядывать… как бы сказать, вплотную… Что я увижу?.. А как же на войну вплотную смотреть?

      – Я над этим думал, – сказал Сыромолотов, разрешив себе снова заняться грушей. – Конечно, можно делать только зарисовки, этюды картины, а над картиной работать потом. Но главное тут даже не в этом, а в чем-то другом… Например, вы идете по улице ночью, а впереди вас в темноте крик: «Спаси-и-ите!»… И вот вы бежите на помощь.

      – А СКАЧАТЬ