Пристав Дерябин. Пушки выдвигают. Сергей Николаевич Сергеев-Ценский

Чтение книги онлайн.

      Пожалуй, незачем было Дерябину расстегивать верхние пуговицы тужурки: парни были квелый, хлипкий народ. Бил их пристав со всего размаха, – с правши и с левши. Двое упали сразу, третий, с гармоникой, еще держался, но со второго удара сбил с ног и его Дерябин. Куча сваленных парней барахталась в сыром песке. Чуть поднялся парень с гармоникой…

      – Господин пристав! Это… за что же бьетесь?

      – Мало тебе? Додать?

      Пнул его сапогом в бок Дерябин, застонал парень.

      – Будет вам, что вы! – взял пристава за руку Кашнев. – Зачем?

      – Как? – озадачился пристав. – Мерзавцы, воры, – по ночам орать!..

      – Да ведь новобранцы… как же воры? – ответил Кашнев.

      – Мы и вовсе не новобранцы, – плачущим голосом вставил кто-то из кучи. – Так мы, ребята здешние.

      – Значит, и воры! Еще лучше… Да здесь же все воры, скот!

      – А вы нас ловили? Воры… – поднялся было парень с гармоникой.

      – Что так-кое?

      – Вы нас не ловили, – по-пьяному упрямо повторил парень.

      – Тты? Как смеешь? – изумленно и потому как-то тихо даже спросил пристав. – Как смеешь? Смеешь как?..

      И Кашнев не мог его удержать.

      Привели в часть и заперли избитых парней в каземате. Солдаты ушли в казарму. Кашнев остался у пристава, где Культяпый постелил ему постель.

      Долго сидел на этой постели Кашнев, молча глядел на Дерябина, который, сопя, читал и подписывал у стола какие-то бумаги, пил квас из графина, дымно курил.

      Но вот пристав снял тужурку, остался в одной крупно вышитой на груди рубахе, подошел к иконе, около которой горела лампада, грузно стал на колени и начал отчетливо, громко читать молитву ко сну отходящих:

      – «Боже вечный и царю всякого создания, сподобивый мя даже в час сей доспети, прости ми грехи, яже сотворих в сей день делом, словом и помышлением, и очисти, господи, смиренную мою душу от всякия скверны плоти и духа…»

      Читал долго, потом прочитал еще две длинные молитвы, поклонился земно и встал с колен. А в это время разделся Кашнев, потянулся устало и лег.

      – Ты что же это? Немолякой? – покосился на него Дерябин.

      – Дда… отвык… давно не молился, – просто ответил Кашнев.

      – Ты – человек ученый, юрист… тебе это, конечно, стыдно… – медленно проговорил Дерябин, кашлянул, посопел и добавил: – А я – молюсь, прошу простить… Я, брат, ничего в жизни не понимаю и потому молюсь.

      Он покопался в столе, шумно выдвинул ящик и достал фотографию; доставал как-то медленно, ощупью, и держал отвернувшись, поднося ее Кашневу.

      – Вот видишь… присмотрись хорошенько: мой сын Юра, девяти лет! Присмотрись!

      – Красивый мальчик, – сказал Кашнев, искренне любуясь мальчиком – большеглазым, пухлогубым, с челкой, в суконной матроске.

      – Умница был! Рисовал как! Всмотрись внимательно, – я еще не могу… Шесть недель назад от дифтерита умер: не могу смотреть… Он не при мне жил, то есть СКАЧАТЬ