Городские сны (сборник). Александр Станюта

Чтение книги онлайн.

СКАЧАТЬ все понимал. И ко всему заранее был готов.

      С юных лет живший жизнью военного как чем-то единственно его достойным, он оказался в середине 1930-х за бортом армии по собственной глупой вине, из-за слепой горячности и буйства с «политической окраской». И остался в предвоенные недели с маленьким сыном на руках и старой матерью, сестрой и племянницей-подростком.

      Он чуял, понимал: война – вот-вот. В июне 1941-го после повесток ходил несколько раз в военкомат. Но там уже, похоже, было не до него. Ничего внятного не говорили, путались, мямлили, суетились, исчезали.

      Военный человек до мозга костей, он видел: уже дрожат за свои шкуры. А тут – какой-то бывший кавалерийский капитан, судимый военным судом и отбывавший наказание в Вязьме в виде поселения, потом взятый на службу в Ташкент, во внутренние войска – и вскоре «комиссованный» вчистую после болезней, малярии в том числе, госпиталей… Возиться с его документами и на свой страх и риск куда-то направлять – и отвечать потом за это?

      С ребенком, с женщинами после первой же бомбежки Минска идти куда-то на восток, пешком по Московскому шоссе он не решился. И в партизаны тоже не ушел: семья погибла бы – немцы узнали бы через три дня, причем, скорее всего, от людей, живших на их же улице.

      Отец их знал.

      Они знали отца.

      Что-то негнущееся было в нем, не позволявшее подделываться под других и притворяться таким, как все, ничем не выделяясь. Такой ни для кого и никогда не станет «своим парнем». Это всегда и выдавало чужака – 20-е, 30-е ли годы шли, да и в 40-е, после войны, в 50-е…

      Особенно это было заметно вдали от городского центра, ближе к окраинам, на узких улочках с булыжной мостовой, с остатками дощатых тротуаров, с заборами, калитками и палисадниками, грядками огурцов, шиповником и корявыми яблонями на картофельных участках.

      Здесь у людей, живших в бревенчатых домах, – крепких и развалюхах, а то и попросту в хибарах, – здесь у них все же было что-то свое или хотя бы видимость этого. Может быть, думать, верить, что это – свое, и было для них главным.

      И потому все так заботливо огораживались заборами, заборчиками, проволочными сетками, решетками.

      Поэтому так старательно красились двери, ставни и наличники.

      Поэтому щели на окнах возле рам так тщательно китовались мягким, как пластилин, жирноватым китом.

      Поэтому клумбы с георгинами, флоксами и настурциями обкладывались кирпичами, косо поставленными на углы.

      И потому на калитке, над щелью для почтового ящика делался еще косой, из дранки или жести козырек, чтобы не затекало при дожде. (Теперь об этом могут напомнить полиэтиленовые мешочки, надетые на висячие замки личных гаражей – это же собственность, что грезилась на протяжение половины жизни и, наконец-то, приобретена, так что – заботиться и всячески лелеять, только б сохранить.)

      Тут жили люди, давно расставшиеся с деревенской жизнью, где у них были хаты, огороды, живность. Здесь, в городе, они или их дети когда-то начинали свое новое житье, где у них не СКАЧАТЬ