Душа Петербурга (сборник). Николай Анциферов

Чтение книги онлайн.

СКАЧАТЬ площади, которая глядела страшной пустыней. Темная ночь Петербурга на его беспредельных просторах погубила маленького человека.

      «Бедная история наша неожиданно принимает фантастическое окончание». У Калинкина моста мертвец в виде чиновника искал утащенную шинель и обирал прохожих. Это и на правду похоже; можно и в газете прочесть – в дневнике происшествий. Словом, требование реализма соблюдено. Однако робкий Акакий Акакиевич превращен этим окончанием в призрак. Гоголь создал образ жертвы огромного и холодного города, безучастного к маленьким радостям и страданиям своих обитателей. Уже Пушкин поставил эту проблему. Но он утвердил правду «нечеловеческой личности», ее великой миссии – возглавлять Империю. Ничтожен перед ней «взбунтовавшийся раб», поднявший дерзко руку на Медного Всадника: «Ужо строитель чудотворный!» У Гоголя мы таким образом находим ту же тему, но мотив «бунта» отсутствует. Здесь показано полное смирение маленького человечка. И симпатии его склонились всецело в сторону жертвы. Гоголю нет дела до большой жизни провиденциального города, который ради своих неведомых целей обезличивает своих обитателей, губит их, как власть имущих. Тема, выдвинутая Пушкиным, пересмотрена Гоголем, и осужденным оказался город. Гоголю осталось неведомо величие Петербурга; Медного Всадника в его творчестве не найти. Мощный дух последнего надолго покинул город Петра. Ясности и стройности духа не мог найти Гоголь в Северной Пальмире. Его душа томилась по голубому небу Италии. «Италия! Она моя!.. Россия, Петербург, снега, подлецы, департамент, кафедра, театр – все это мне снилось. Я проснулся опять на родине… Родину души своей я увидел, где душа моя жила еще прежде меня, прежде чем я родился на свет!» Вдали от Петербурга, в Риме обрел Гоголь цельность своей души.

* * *

      Переоценка, сделанная Гоголем по вопросу о правах «малых сих», характеризует настроение русского общества середины XIX века. В этом отношении особый интерес представляет фантазия Полонского «Миазм»[46]. Вспомнились тогда те обильные человеческие жертвы, которые были принесены при рождении «города на костях».

      Дом стоит на Мойке. Вензеля в коронах

      Скрасили балкон.

      В доме роскошь, мрамор, хоры на балконах,

      Расписной плафон.

      Шумно было в доме: гости приезжали,

      Вечера – балы.

      Вдруг все тихо стало…

      Угас сын хозяйки. Рыдает мать над мертвым ребенком. Внезапно она слышит: что-то шелестит:

      Мужичок косматый, точно из берлоги

      Вылез на простор,

      И вздохнул и молвил: «Ты уж за ребенка

      Лучше помолись.

      Это я, голубка, глупый мужичонко,

      На меня гневись…

      …ведь твое жилище на моих костях.

      Новый дом твой давит старое кладбище,

      Наш отпетый прах.

      Вызваны мы были при Петре Великом…»

      Оторвали от семьи, от вспаханного поля. Пригнали на север.

      Началась СКАЧАТЬ