Суглоб. Александр Строганов

Чтение книги онлайн.

СКАЧАТЬ style="font-size:15px;">      Или персонаж. Это уж вы сами решайте.

* * *

      Увлечение писанием вносит в жизнь человека немыслимую сновидную сумятицу. День перемешивается с ночью и в душе образуется вялое такое мерцание, наподобие петербургских белых ночей.

* * *

      Однако жениться когда-нибудь придется.

      Почему?

      Не знаю.

* * *

      Вообще в моих заметках (почему бы не назвать все это заметками?) множество покинутых. На первый взгляд может показаться – перебор. Но это не так. Поговорите со своими друзьями, товарищами, знакомыми, малознакомыми и вовсе незнакомыми. Если вам удастся расположить их к себе, вывести на хоть сколько-нибудь откровенный разговор, уже на пятнадцатой, максимум, шестнадцатой минуте беседы вам сообщат, что кто-нибудь когда-нибудь кого-нибудь покинул.

      А в большинстве случаев выяснится, что покинули как раз вашего собеседника.

      Господи, да что там говорить? Вспомните свою собственную жизнь.

      Вот и следующий эпизод, собственно, о том же.

* * *

      Представьте.

      Иннокентий Иннокентиевич Разуваев пишет письмо некогда преданной, и, вдруг (то есть совершенно неожиданно, кажется и для нее самой) предавшей его жене.

      Представьте.

      Однажды утром Иннокентий Иннокентиевич проснулся и обнаружил, что жены больше в доме нет. И произошло это в тот момент, когда Иннокентий Иннокентьевич как раз нуждался в ней, точнее в том самом стакане воды, о котором говорят всегда и все, если вспоминают о предстоящей беспомощности.

      Разуваев умирал с похмелья. Не фигурально, а по-настоящему. С испекшейся головой, разверзшейся в кошмаре душой, матовым шаром в груди и омертвевшими конечностями.

      Одному Богу известно, как он выжил тогда.

      Богу и больше никому.

      Перед тем, как приняться за письмо Иннокентий Иннокентиевич Разуваев освобождает холостяцкий уже свой стол от грустной посуды, тщательно протирает его бывшим вафельным полотенцем, бережно, точно сапер мину опускает на изрытую оспой столешницу еще не лишенный иллюзий лист бумаги и задумывается, – Сколько же времени прошло?

      Пишет, прошло…

      Пишет едва удерживаемым щепотью хвостиком химического карандаша.

      Мысль зажмуривается и зевает, посчитать, посчитать…

      Что посчитать? зачем посчитать?…

      Щепоть погружается в рот, губы Иннокентия Иннокентьевича синеют как у Пьеро, что закономерно, так как будущему письму, вероятнее всего, грозит драматическая судьба.

      Теперь зажмуривается и зевает уже сам Иннокентий Иннокентьевич, только чай, крепкий чай, теперь только крепкий чай.

      Чай?

      Чай.

      Вот это – напрасно. А вот это – напрасно

      Хотя и неплохо было бы. Хотя – вовсе и не факт.

      Анекдот.

      По этому поводу был какой-то анекдот. Какой анекдот?

      Надо бы вспомнить, что ли?

      Хорошо, СКАЧАТЬ