Черный монастырь. Книга вторая: Беатрис. Микаэл Ханьян

Чтение книги онлайн.

      Настоящее имя Крюшона не знал никто. Эта кличка* пристала к нему, как репей, но, в отличие от цепкого соцветия, избавиться от нее уже не удалось.

      Вечно шелудивый, одетый в лохмотья, с косматой гривой и заплеванной бородой, Крюшон внушал островитянам целый букет чувств, ни одно из которых не было пронизано духом братской любви или хотя бы терпимости. Над ним издевались, его прогоняли палками и рогатинами, в него бросали камнями, а один раз, спящего, даже облили помоями.

      Такое неприятие объяснялось не только его скотским состоянием, но и манерами. Излюбленной его проделкой было выскочить из-за угла и отчебучить какую-нибудь мерзкую шутку – например, снять штаны и показать свой тощий, давно не мытый зад. Или забраться в чью-нибудь лодку и превратить ее в отхожее место, из-за чего рыбаки его однажды чуть не убили – Крюшону удалось увернуться, и весло лишь перебило ему левую руку, которая несколько недель болталась, как плеть.

      Никто не знал, сколько ему лет. Тощего и сморщенного, как старый гриб, его считали и называли стариком уже добрых тридцать лет. Жил он в лесу, в какой-то норе, питаясь неизвестно чем. Правда, он никогда не побирался. Более того: если какая-нибудь сердобольная душа пыталась подать ему кусок, он приходил в ярость и долго сыпал проклятиями, изрыгаемыми из беззубого рта.

      Единственным человеком, которого он подпускал к себе, был Хильбод. Аббат вёл себя с ним совсем не так, как с остальными: обращаясь к сумасшедшему, он становился строгим и даже властным. Такой тон действовал на старика самым неожиданным образом: притихнув, он слушал настоятеля, часто моргая и внимательно рассматривая собеседника. Он никогда не отвечал, но после «разговора» с Хильбодом исчезал и в течение нескольких дней не тревожил островитян своими выходками.

      На время строительства крепости Крюшон угомонился и нередко, стоя поодаль и почесываясь, наблюдал за работами. Порой он что-то бормотал себе под нос, хватал палку и начинал чертить на земле одному ему понятные фигуры.