Дни. Россия в революции 1917. С предисловием Николая Старикова. Василий Шульгин

Чтение книги онлайн.

      Кругом хохочут… Я приказываю разойтись по домам, объясняю им, что все это вздор. Расходятся…

      Приходит приказание от ротного командира: «Пришла смена, можно вести людей на отдых».

      Идем по совершенно черным, но успокоившимся улицам. Единственный огонь в полицейском участке. Захожу на всякий случай.

      – Вижу того полковника, который тогда меня подарил презрительным взглядом за то, что я не мог ему сообщить ничего о голосеевском лесе. Я не удержался:

      – Разрешите спросить, господин полковник. Как в голосеевском лесу?

      Он посмотрел на меня, понял и улыбнулся. – Неприятель обнаружен не был…

      Вот дом для отдыха. Во дворе нас встречает еврейская семья, которая не знает, как забежать и что сделать, чтобы нам угодить. Это понятно: наше присутствие обеспечивает им безопасность.

      – Господин солдат, вот сюда, сюда пожалуйте. Они ведут моего унтер-офицера куда-то, и я слышу его голос, который бурчит из темноты:

      – Вчера был «москаль паршивый», а сегодня «гашпадин солдат»… Эх вы!..

      Нам, офицерам, хозяева отвели свою спальню. Устали мы сверхъестественно. Раздеваться нельзя, потому что бог знает что может случиться. Но надо же отдохнуть. Дразнят «великолепные постели» с красными атласными стегаными одеялами. Ротный говорит:

      – Ну куда же мы тут ляжем?.. Вот с этакими сапожищами на такое одеяло…

      Но хозяйка возмущается: – Что вы, ваше благородие. Как же, вы устали! Ложитесь, отдыхайте себе на здоровьечко. Ведь это же в ваше полное распоряжение…

      Мы ложимся и отдыхаем среди «еврейских шелков». Так кончается для меня второй день «конституции»…

      Третий день «конституции»

      Уже давно мы так сидели вдвоем. Это было в один из послепогромных дней. Там же, на Демиевке – в одном из домов.

      Я читал книгу, подобравшись ближе к печке. Изредка похлебывал чай. А он сидел в углу на неудобном стуле, сгорбившись – неподвижно. Он внимательно смотрел вниз в другой угол – напротив. Я думал, что он следит за мышью, которая там шуршала обоями. Это был старик еврей, седой, худой, с длинной бородой. Мы не обращали друг на друга никакого внимания и сидели так, может быть, часа два. Печка приятно трещала, в окно понемножку входили голубоватые сумерки.

      Караул помещался внизу. А мне отвели помещение здесь – в комнате, которая служила и столовой, и гостиной в этой еврейской семье. Старик этот был хозяин.

      Наш батальон в это время охранял Демиевку и каждые сутки выставлял караул. Мы помещались в разных домах, где придется. В противоположность дням допогромным, каждый еврейский дом добивался, чтобы караул поставили у него. Принимали всегда в высшей степени радушно, но я старался держаться «гаidе»[6]. В качестве войск мы обязаны были сохранять «нейтралитет» и, спасая евреев, держаться так, чтобы русское население не имело бы поводов выдумывать всякие гадости вроде: «Жиды купили офицеров».

      Поэтому я читал, не заговаривая с хозяином. Он молчал, этот старик, и о СКАЧАТЬ