Алабин сверлил глазами пол. Как ему хотелось провалиться сквозь него. Но… поручик никак не проваливался. Головные боли уже прошли, и приступ вследствие контузии тоже прошел. Только ныли и болели руки – то было последствие веревочных пут и действий жандармов. Поручик ничего не мог возразить Депрерадовичу. Алабин сам виноват и нет ему никаких оправданий! Дмитрия жег стыд и мучило запоздалое раскаяние. Ведь он сломал себе жизнь, навечно отдалил от себя Катю, подвел друзей и командиров, огорчил матушку и всех своих родственников.
– Что же вы, голубчик, Дмитрий Михайлович, загубил себя и свою офицерскую карьеру. Любовь любовью, а голову на плечах надо было иметь! – попенял бывшему сослуживцу Чернышев.
– Как же вы так могли Алабин? – покачал головой Уваров.
– У меня только одно оправдание, – наконец нарушил молчание поручик.
– Какое? – полюбопытствовал Уваров.
– Великая любовь к одной женщине и следствие контузии…
Высокие особы вопросительно взглянули на Дмитрия Михайловича.
– Намедни поутру я почувствовал невыносимые головные боли. Они словно тиски сдавливали мой череп. Был шум в ушах. В душе накапливалась злость, раздражение, все буквально нервировало меня. И все в этом миру казалось мне в ужасном лимонном цвете. Меня бил по нервам даже скрип стула в гостиной или элементарное чихание кого-то из слуг. После мне стало было исключительно плохо, да так плохо, что я не мог найти себе место. И в какой-то момент, возможно после прочтения письма от Кати… О, пардон, господа, за излишнюю фамильярность, то есть я хотел сказать, после прочтения письма от графини Екатерины Павловны Разумовской-Стоун. Так вот что-то случилось с моим умонастроением, какое-то черное затмение нашло на меня… Я плохо помню, что происходило со мной… Разум мой отключился… Очнулся только я в тот момент, когда меня связывали жандармы и появилась моя матушка. Вот и все…
– Это возможно меняет дело, но… наказания вам в любом случае не избежать, – СКАЧАТЬ