Фанни Хилл. Мемуары женщины для утех. Джон Клеланд

Чтение книги онлайн.

СКАЧАТЬ конец своего тарана в самую щель, открывавшую желанный проход, – она была так мала, что с трудом можно было понять, что он попал как раз туда, куда хотел. Он посмотрел, потрогал, удостоверился – и неистово двинулся вперед, загоняя изумительную жесткость свою, словно клин, расщепивший соединение нежных частей и позволивший проникнуть внутрь по крайней мере концу рвущего плоть оружия. Почувствовав это, он усилил нажим, нанес точный, выверенный прямой удар с силой, давшей возможность проникнуть еще глубже. Меня же в этот момент пронзила невыносимая боль там, где стороны мягкого прохода были раздвинуты жестким и толстым тараном; от криков меня удерживало лишь опасение взбудоражить всю гостиницу, я закусила конец юбки, завернувшейся к самому лицу, и в агонии терзала ткань зубами. В конце концов мягкие ткани поддались жесткому вторжению, проникновение еще более углубилось, и тут возбужденный до крайности, уже не владеющий собой Чарльз в каком-то естественном бешенстве всю жгучую ярость перегретой своей машины вложил в дикий, безжалостный выпад, и, обагренный кровью девственницы, все сметая на своем пути, меч вошел в меня по самую рукоятку… Вот! Вот тут и покинула меня вся моя сдержанность: боль была так остра, что я закричала и лишилась чувств. Позже, когда извержение его завершилось и оружие было убрано, он рассказал мне, как струйки крови, вытекавшей из раны прорванного прохода, заливали мне бедра.

      Придя в себя, я обнаружила, что лежу раздетая в постели, в объятиях милого неумолимого погубителя моей девственности, а сам он, полный сочувствия, склонился надо мной, держа в руке бокал с подкрепляющим, что, как и все, исходившее от дорогого мне причинителя стольких болей, я отвергнуть не смогла. Глаза мои, однако, наполнились слезами и обратили к нему томный взгляд, где читался немой укор в жестокости и невысказанный вопрос: в том ли состоят блага любви? После полного своего триумфа над невинностью там, где он и не чаял найти ее, Чарльз проникся ко мне глубочайшим чувством и нежностью искупал боль, причиненную мне тогда, когда сам он взмывал к вершинам наслаждения. Мягкостью обхождения, теплотой, лаской убаюкивал и успокаивал он меня в моих слабых жалобах, дышавших больше любовью, чем обидой, ибо не так много времени понадобилось, чтобы утопить все мои страдания в море удовольствия оттого, что вижу его, что принадлежу ему – ему, ставшему отныне абсолютным властителем моего счастья и, если выразить это одним словом, моей судьбой.

      Все же боль слишком чувствовалась, а рана слишком кровоточила, чтобы благородный Чарльз решился подвергнуть мое терпение еще одному испытанию. Я ни пошевелиться не могла, ни ходить; тогда он велел подать обед к самому краю постели, так что мне ничего другого не оставалось, как приняться за крылышко дичи и выпить два-три бокала вина – ведь прислуживал и уговаривал меня выпить и поесть не кто иной, как обожаемый мой юноша, которому любовь передала непререкаемую власть надо мною.

      После обеда, когда все, кроме вина, было убрано, Чарльз весьма бесстыдно испросил позволения (а согласие СКАЧАТЬ