Мотылек в бамбуковой листве. Ян Михайлович Ворожцов

Чтение книги онлайн.

      – Мой разговор… Какой разговор? Я молчал.

      – Не сейчас, раньше. По телефону.

      Акстафой пробормотал:

      – А-а, и-и?

      – У вас сын пропал?

      – Что… сын? А, Глеб. Нет, просто загулялся, парень молодой, ему в жизнь входить, контакты налаживать и перспективы, а мать его на приволье не пускает, будто он только-только ясельную группу покинул! Парень яйца разбить не может, чтобы омлет приготовить, а ей все надо ему шапку да шарфик подвязать, сопли утереть, ползунки подтянуть да пеленки выстирать.

      – А сколько ему?

      – Да большой уже… Семнадцать лет, главное, что мозги есть.

      – Ну, если он до утра не объявится, вы звоните, а то жена вас в покое не оставит, как пить дать – с ума сведет звонками.

      – Ничего с ним не будет, найдется, он парень взрослый, а телефон я снял – потому как с ума она и вправду меня сведет.

      Данила напряженно улыбнулся, и глаза его, крохотные и сощуренные, глядели куда угодно, только не на опротивевшего ему Акстафоя.

      – До свиданья, Алексей. Спите крепко.

      Акстафой небрежно, ущемленно, заносчиво фыркнул:

      – До свиданья… и, скептически подтрунивая, добавил, – ни пуха, ни пера, следователи!

      Глава 2. В капле дождя муравей

      Когда Данила притворил дверь, то мгновенно почувствовал, что нестерпимо-душная, сырая, неприятно-скользкая, липкая и одуряющая атмосфера квартиры Акстафоя осталась позади, а теперь вибрирующие, гальванизованные легкие его надулись, переполняясь режущим воздухом, в котором перемешались приторное амбре проспиртованной стариковской крови и металлический, пульсирующий, вызывающий головную боль когтистый аромат красящих веществ – и все-таки здесь, на тусклой лестничной площадке, где несколько минут назад лежал труп Ефремова, здесь успевшему отвыкнуть от работы после семилетнего затворничества Даниле проще дышалось, чем в пахнущей испариной, куревом и нестиранным бельем квартире Акстафоя.

      Отчасти такое осознание ободрило Данилу Афанасьевича и возможно, что в нем самом плещется неизрасходованная кровь, энергия и энтузиазм молодых лет, когда он еще помнил себя участником, непосредственным участником, соприкасавшимся с противоправными материями и даже наслаждавшимся своей работой; хотя теперь Данила ощущал, что каждое телодвижение его в застоявшемся воздухе места преступления, пропитанного человеческой кровью и человеческой, не побоюсь этого слова, смертью, давалось ему с трудом.

      Он переучивался на новый лад и одновременно переживал предыдущий опыт, слепящие мгновения осознанности, что напоминали ему ежесекундно, ежеминутно, присутствовать, воспринимать, учиться заново дышать, мыслить, держать осанку при соучастниках, товарищах, но тело казалось чужим и далеким, Данила постоял в нем, как в облаке сокращающейся мускулатуры, катящейся по артериям и венам крови, пустого желудка, недвижимой печени, плавающих легких, постоял как на заимствованных ногах, и вновь принялся перемещаться в пространстве, которое в свою очередь стремилось вытеснить его, вытолкнуть – и не только физически, СКАЧАТЬ