Учебник по лексикологии. М. В. Сорокина

Чтение книги онлайн.

СКАЧАТЬ слова как whiteness или correctness могут быть названы «вторичными» по отношению к однокоренным прилагательным. Судя по всему, такие абстрактные существительные появляются в речевом обиходе на достаточно позднем этапе языкового развития личности. Однако можно полагать, что подобные слова являются свидетельствами творческого процесса моделирования опыта, перекомбинирования категориальных комплексов, а не побочным явлением формальных синтаксических “требований” языка, который существует сам по себе, вне связи с человеческими потребностями. Ведь даже очень развитые в языковом отношении люди вряд ли будут употреблять слова типа whiteness или redness при обсуждении цвета, в который они собираются покрасить ванную. Эти слова явно относятся к речевой сфере гуманитарных наук, в первую очередь к искусствоведению и философии. Опять же, слово willingness вряд ли возникнет при обыкновенном приглашении пойти в кино. Однако в психологическом исследовании или во время психоаналитического сеанса его появление вполне вероятно.

      Так, говоря о состоянии гнева, люди регулярно представляют его в тех же терминах, что и агрессивное животное или горячую материю: “I was struggling with my anger”, “His actions were completely governed by anger”, “He suppressed his anger” (Kövecses 2000). Фраза “I am angry” моделирует присутствие у объекта “I” определенного признака, но сама по себе не предполагает никакой возможности для объекта “I” этот признак модифицировать. Любой разговор о контроле человека над своими эмоциональными состояниями неизменно ведет к представлению эмоций в тех же терминах, в которых определяется ряд материальных субстанций.

      Соответственно любая синтаксическая единица типа “A blind man asked me to help him cross the road” или “I am very angry” сигнализирует о временной актуальности указанного признака (“blind”, “angry”). Причем этот признак представляется как «присущий» объекту, т. е. характер связи между объектом и признаком абсолютно не принципиален. Причины и следствия гнева или слепоты при этом явно не мыслятся как характеристики самого признака: “He is blind, but he can move around his house freely”, “I was angry, so I criticized them unmercifully”, “Why are you angry?”. Состояние мыслится как присущее данному конкретному субъекту: “When he is angry, he will not speak to anybody and will go to his room”.

      В случае с единицами типа “He suppressed his anger” или “managing blindness” предполагается наличие объекта с рядом признаков, которыми можно манипулировать. “Blindness” или “anger” как элементы ситуаций представляют собой условия существования участников этих ситуаций. Знаки blindness и anger уже не мыслятся как признаки объекта, они мыслятся как отдельные объекты и предоставляют возможность моделировать отношения между определенными свойствами опыта субъекта и субъектом как между относительно автономными объектами, вступающими в определенный тип взаимодействия, обозначаемый знаками-изменениями.

      Таким образом, можно утверждать, что денотативно-референциальная теория значения и формалистические концепции грамматического значения не дают подходящего инструментария для определения статуса и роли различного рода категорий в составе словесных знаков. На самом деле этот вопрос остается недостаточно исследованным, несмотря на то, что в последнее СКАЧАТЬ