Приснившиеся люди. Дмитрий Воденников
Чтение книги онлайн.

Читать онлайн книгу Приснившиеся люди - Дмитрий Воденников страница 11

СКАЧАТЬ крыса.

                            В кухне крыса пляшет с голоду,

                            В темноте гремит кастрюлями.

                            Не спугнуть ее ни холодом,

                            Ни холерою, ни пулями.

                            Что беснуешься ты, старая?

                            Здесь и корки не доищешься,

                            Здесь давно уж злою карою,

                            Сновиденьем стала пища вся.

                            Иль со мною подружилась ты

                            И в промерзшем этом здании

                            Ждешь спасения, как милости,

                            Там, где теплится дыхание?

                            Поздно, друг мой, догадалась я!

                            И верна и невиновна ты.

                            Только двое нас осталося —

                            Сторожить пустые комнаты.

      А у Геннадия Гора нет для этого мира уже ни жалости, ни сил. Написавший одни из самых страшных блокадных стихов, Геннадий Гор это одиночество воплотил в почти каламбурном «не мой – немой»: то ли он не может говорить, то ли он вещь, которая сама себе уже не принадлежит.

                            Я – немой. Я уже

                            Ничего и бегу к ничему:

                            Я уже никого и спешу к никому.

      В книге Барсковой об этом нет, но я нашел дневниковую запись четырнадцатилетней школьницы Елены Мухиной. Она вела дневник с мая 1941-го по май 1942-го, потом она была эвакуирована. 6 ноября 1941 года она пишет:

      Когда после войны опять наступит равновесие и можно будет все купить, я куплю кило черного хлеба, кило пряников, пол-литра хлопкового масла. Раскрошу хлеб и пряники, оболью обильно маслом и хорошенько все это разотру и перемешаю, потом возьму столовую ложку и буду наслаждаться, наемся до отвала. Потом мы с мамой напекем разных пирожков, с мясом, с картошкой, с капустой, с тертой морковью. И потом мы с мамой нажарим картошки и будем кушать румяную, шипящую картошку прямо с огня. И мы будем кушать ушки со сметаной и пельмени, и макароны с томатом и с жареным луком, и горячий белый, с хрустящей корочкой батон, намазанный сливочным маслом, с колбасой или сыром, причем обязательно большой кусок колбасы, чтобы зубы так и утопали во всем этом при откусывании. Мы будем кушать с мамой рассыпчатую гречневую кашу с холодным молоком, а потом ту же кашу, поджаренную на сковородке с луком, блестящую от избытка масла. Мы, наконец, будем кушать горячие жирные блинчики с вареньем и пухлые, толстые оладьи. Боже мой, мы так будем кушать, что самим станет страшно.

      Горячие блинчики с вареньем, гречневая каша с молоком, обязательно большой кусок колбасы. Эту рану не залечить.

      Именно об этом пишет другой мученик, никогда не бывший в Ленинграде, но зато бывший в лагере смерти Аушвиц, еврейский писатель Примо Леви в своей книге «Канувшие и спасенные»:

СКАЧАТЬ