Ночь после выпуска (сборник). Владимир Тендряков

Чтение книги онлайн.

СКАЧАТЬ крыльца. В мешковатом, старательно застегнутом на все пуговицы пиджаке, со своим большим потертым ранцем, узкое лицо прозрачно и сурово. Эта суровость так была непривычна для Миньки, что Дюшка вместо «здравствуй» встревоженно спросил:

      – Ты чего?

      – Ничего, Дюшка.

      – Нет, Минька, что-то есть, я вижу.

      – Ты слышал, как он вчера, каким голосом: «Н-ну-у, Минька»? Убьет, ему что.

      – Пусть прежде меня.

      – Но ведь ты же не всегда со мной ходить будешь.

      – Всегда, Минька.

      – Да я и сам хочу… Сам за себя! Как ты, Дюшка.

      Минька судорожно расстегнул пуговицы, распахнул полу – за брючным ремнем торчала деревянная ручка ножа.

      – Ты что?

      – Кирпич хотел, но с кирпичом меня Санька сразу… Это тебя он с кирпичом боится, а меня – нет. Такого гада мне только… железом.

      – С ума сошел, Минька!

      – Сойдешь, когда всю ночь уснуть не мог.

      – Унеси, Минька, нож обратно.

      – Нет!

      – Силой, Минька, отберу!

      – Нет, Дюшка, не сделаешь этого.

      – Тогда прошу тебя, Минька…

      Минька помялся, поежился, помигал и уступил:

      – Я его под крыльцо пока… С тобой буду без ножа. А без тебя, Дюшка… Хочу сам за себя, как ты.

      Нелепый кухонный нож с деревянной ручкой пугал Дюшку. Но Минька стал вдруг упрям.

21

      Под вечер, после работы, мать и отец принимали гостя. Вернее, гость пришел только к матери. Тот самый Гринченко, о котором Дюшка так часто слышал: еле жив, при смерти. Два дня назад Гринченко выписали из больницы, сейчас его угощали чаем.

      Это был вовсе не хилый человек, а громоздкий, с глухим, нутряным, густым голосом, с темным губастым лицом, сплавщик, одетый по-праздничному – в темно-синий в полоску костюм, в галстуке, завязанном таким толстым узлом, что он мешал двигаться массивному подбородку. И только запавшие глаза и тупые кости скул, проступающие сквозь темную пористую кожу, напоминали о болезни, не совсем еще покинувшей мощное тело.

      Гринченко пришел в гости к матери, но разговор вел лишь с отцом.

      – Скажу вам, Федор Андреевич, какой это чело век Вера Николаевна, супруга ваша. Святая сказать – мало! Кто ей я? Ни сват, ни брат, даже за столом вместе не сиживали, хлеб, соль, водку пополам не делили. И добро бы я, Степка Гринченко, уж очень полезен державе нашей был. Так нет этого. Работяга обычный. Любил рубль длинный сорвать, водку любил, баб и всякое прочее безыдейное. И вот из-за меня, из-за безыдейного, эта женщина ночами не спала, своим здоровьем тратилась, можно сказать, колотилась самым героическим образом.

      Мать виновато посмеивалась, а отец серьезно соглашался:

      – Что есть, то есть, не отымешь – самозабвенна.

      – Тыщи лет люди Богородицу хвалили. А за что, позвольте спросить? Только за то, что Христа родила да вынянчила. Любая баба на такое, скажу, способна. Вот пусть-ко Богородица с эдаким, как СКАЧАТЬ