Багатель. Татьяна Викторовна Шапошникова

Чтение книги онлайн.

СКАЧАТЬ В следующий приезд она приближалась (кралась?) к дому по другой стороне улицы и пробовала рассмотреть шестиэтажный дом с нового ракурса, надеясь хотя бы так привести сердцебиение в норму. Или часами ждала в скверике наискосок и смотрела на нужный подъезд, вглядываясь в тех, кто входит, кто выходит. Все это были тренировки, абсолютно необходимые для успеха ее предприятия. Когда она поняла, что сможет устоять на ногах, если откроет подъездную дверь, поднимется на шестой этаж и нажмет на кнопку звонка, она все-таки решилась переступить черту. Предать мать. И себя, вероятно, тоже.

      В тот момент, когда она взялась за ручку двери дома на Шестой Советской, она, сама того не замечая, мгновенно сделалась Ирой Личак. Она и не думала улыбаться, не смотрела на людей по привычке из-под ресниц – глядела в упор, да так, что ее собеседник иной раз ощущал себя распоследней тварью. Она знала за собой такое, поэтому старалась, когда могла, глаза опускать.

      С громко ухающим сердцем и заложенными ушами она тяжело поднималась на ватных ногах по широкой лестнице, во рту пересохло, и перед глазами все противно плыло, так что она вынуждена была взяться за перила, а перчаток у нее при себе не оказалось. Как же она по-особенному ненавидела себя в эту минуту! Болезнь ни при чем. Конечно, подобные аттракционы ей были противопоказаны, но на этот раз она не собиралась оставаться за кулисами. Она, может, и дожила до сегодняшнего дня только для этого: шагнуть из тени на свет – и устоять, не погибнуть. Или погибнуть, но не сразу. Это было что-то вроде триумфа с его первобытной радостью – настичь этого человека, виновника всех ее бед, посмотреть ему в глаза, плюнуть ему в лицо, вцепиться в глотку и не отпускать, пока не попросит пощады. Разораться, расплакаться, рассказать все, что они с матерью пережили без него (как будто об этом можно было кому-нибудь рассказать!) А потом – все равно уже по горло в грязи, все равно уже растоптанная, ненавидимая и ненавидящая – давясь слезами, жалобно спросить – почему он отказался от нее? Почему решил, что без нее ему будет лучше? Иными словами, сделать самое невозможное признание в своей жизни, которое убило бы мать, узнай она о предательстве дочери: как же ей, Ире, не хватало его, отца. Не хватало всю ее жизнь.

      На звонок никто не ответил. Тогда она нажала на соседнюю кнопку. Когда она вступила в темный узкий коридор с волнистым линолеумом и сделала несколько шагов вперед, дурнота отступила. Сейчас она откроет дверь и… Что это будет? Двое пенсионеров за воскресным чаепитием (по словам матери, отец сразу же после развода «имел глупость» съехаться с новой женой в своей коммуналке, соединив две комнаты)? Одинокий старик, сидящий перед телевизором на диване в засаленной майке и трениках с пультом в руке? Какая-нибудь мерзость вроде пива, семечек на газете, уймой чашек с древними потеками растворимого кофе – и трое собутыльников в семейных трусах? И повсюду бутылки, горы немытой посуды, несвежего белья, помятые, загнутые семерки треф, домино, ни одной книги – но зато какой-нибудь фикус на облупившемся подоконнике?

СКАЧАТЬ