Изборник. Стихи 1968–2018. Сергей Стратановский

Чтение книги онлайн.

СКАЧАТЬ га Сергеевна Заботкина, преподаватель французского, переводчик Сен-Жюста и др. Связь между частной жизнью и жизнью исторической явлена была поэту в неопровержимой, хотя и скрытой от публичного обозрения, достоверности. Тем сильнее она переживалась. Первый арест отца пришелся на осень 1921 года. Ему было двадцать лет, когда он оказался в петроградском ДПЗ на Шпалерной в общей камере № 7. И что же увидел на ее стене? Надпись: «Господи, прости мои прегрешения, иду в последний путь. Н. Гумилев». Ни к таганцевскому, ни к какому иному заговору молодой Георгий Андреевич отношения не имел. Но не это сейчас важно, важно то, что такой опыт из самопознания не вычтешь, он столь же прочен и неизменен, как таблица умножения. В сущности, мироощущение Сергея Стратановского, сопрягающее в стихах «мифологическое» с «бытовым», по этой таблице и сориентировано, без нее усвоение и понимание его стихов затруднено. От «греков-епикуров» до «мочащихся пролетариев» дистанция в них принципиально коротка, вписана в современное социальное пространство.

      Особенность поэзии Стратановского в том, что она – вся и сплошь – полнится историческим содержанием, что не мешает ей спонтанно насыщаться житейской очевидностью. Ее пересказ адекватным поэтическому воплощению, конечно, не окажется, но и переводу на обыденный язык она противится не слишком. Исключительный случай.

      Виктор Кривулин, размышляя о стихах Стратановского, говорил: они «в лучшем смысле этого слова метафизичны, т. е. свидетельствуют не столько о переменах в актуальной ситуации окружающего мира, сколько о том, что остается на фоне этих перемен неизменным, пока существует мир и человек»[1].

      Поэт пишет вроде как «для толпы», но не ей на потребу. При «громкой» тематике, в стихах Стратановского, заметил В. Дмитриев, «вообще нет криков, нет истерик <…>. Добро уравновешено злом, сила уравновешена слабостью, религиозная патетика уравновешена принципиальной будничностью чувства»[2]. Последнее особенно важно: общий сюжет этой лирики метафизически рождается в пространстве между Афинами и Иерусалимом, а житейски затрапезен, обусловлен бытием современного «человека мостовой», «антигероя», иногда – под маской «юродивого». В том толковании, которое придает юродству – в случае Стратановского – В. Дмитриев, видя в нем установку «творческого духа на радостное умаление вещи с тем, чтобы через это умаление и возвыситься»[3]. Не то чтобы «возвыситься». Но чтобы не сбиться с душеспасительного пути, сохранить праведную наивность реакции на вывихнутый миропорядок. Это у Стратановского изначальная, исповедная данность, как, например, в «Скоморошьих стихах» 1969–1972 годов:

      Ты – Горох, Скоморох, Обезьяныч

      Мужичок в обезьяньей избе

      Почему обезумевший за ночь

      Я пришел за наукой к тебе?

      Я живой, но из жизни изъятый

      По своей, по чужой ли вине?

      И любой человек обезьяний

      И полезен и родственен мне…[4]

      Стихи Стратановского несут в себе побуждающую способность переживать то, что в обыденной жизни перестает быть «ценностей незыблемой скалой», говоря словами Мандельштама. Как явление культуры поэзия Стратановского очищает наше восприятие от пристрастия к скоротечным поделкам масскульта, от доверия к рыночным рейтингам, от засоряющей источники знания информационной пыли, набившей до отказа «всемирную паутину». Главное же в том, что поэт воспринимает мир как обусловленную историей целокупность бытия, противостоя тем самым дискретности современного сознания, самой его энтропийности.

      Стихи Сергей Стратановский начал писать в школе, посещал руководимый Н. И. Грудининой литературный клуб при ленинградском Дворце пионеров, где познакомился и подружился с В. Б. Кривулиным. В 1963 году поступил на французское отделение Ленинградского университета, но затем перешел на русское, которое и окончил в 1968-м. В университете стихов не писал, занимался фольклором у В. Я. Проппа, историей русской критики у Б. Ф. Егорова, а затем в Блоковском семинаре Д. Е. Максимова. По окончании университета вновь обратился к поэзии. На хлеб зарабатывал в статусе экскурсовода во Всесоюзном музее А. С. Пушкина, в Пушкинском заповеднике Псковской области и др. С 1983 года и до недавнего времени – библиограф Публичной, ныне Российской национальной, библиотеки, «Клерк-соловей», как отозвался о нем критик[5].

      После университета стихи вновь стали главенствующим содержанием жизни. Начав посещать литературное объединение при Союзе писателей, руководимое Г. С. Семеновым, Стратановский нашел в нем многих будущих товарищей по цеху, с которыми и связал литературную судьбу – с тем же Кривулиным, Тамарой Буковской, Михаилом Гурвичем (Ясновым), Еленой Игнатовой, Борисом Куприяновым, Олегом Охапкиным, Еленой Пудовкиной, Татьяной Царьковой, Петром Чейгиным, Виктором Ширали и др. К этой же группе, составившей в начале 1970-х ленинградский поэтический андеграунд, можно отнести еще нескольких поэтов, в первую очередь Елену Шварц. С ней Стратановский сохранял творческие СКАЧАТЬ