Седьмая щелочь. Тексты и судьбы блокадных поэтов. Полина Барскова

Чтение книги онлайн.

СКАЧАТЬ где она пишет о страхе, безумии, стыде, распаде, ответственности и острой связи себя блокадной с собой тюремной.

      Тихонов, тоже чуть не погибший в тридцатые, нечаянно «уведя» за собой в пыточные подвалы цвет ленинградской фронды, во время блокады находится в процессе перемены: собственно человеческое, свободное, свое в нем угасает, уступая роли Главы блокадного дозора, который начинается от Смольного.

      Даже к Крандиевской на отсутствие огонька заходит завхоз и управдом блокадной литературы Всеволод Вишневский, проведать и проверить, и, ничего в ней не поняв, описывает эту сцену в своем дневнике, замечательно полезном, кстати, для понимания реалий блокадной литературы.

      Перед нами история постоянных соприкосновений, контактов, контрактов.

Аллегория и реставрация

      Блокадная репрезентация – превращение катастрофы в образ – всегда была и остается по сей день невероятно сложной задачей: на это (почти) невозможно смотреть. Однако и притяжение, сила вращения и привлечения тут значительны. Именно об этом парадоксе пишет посетитель блокадного города Вадим Шефнер через четверть века после события.

ФАНТАСТИКА

      Как здесь холодно вечером,

            в этом безлюдном саду,

      У квадратных сугробов

            так холодно здесь и бездомно.

      В дом, которого нет,

            по ступеням прозрачным взойду

      И в незримую дверь постучусь

            осторожно и скромно.

      На пиру невидимок

            стеклянно звучат голоса,

      И ночной разговор

            убедительно ясен и грустен:

      «Я на миг, я на миг,

            я погреться на четверть часа». —

      «Ты навек, ты навек,

            мы тебя никуда не отпустим.

      Ты всё снился себе,

            а теперь ты к нам заживо взят.

      Ты навеки проснулся

            за прочной стеною забвенья.

      Ты уже на снежинки,

            на дымные кольца разъят,

      Ты в земных зеркалах

            не найдешь своего отраженья.

1969

      В тексте Шефнера есть ряд приемов, которые делают взгляд на блокаду возможным (равно по внутренним причинам творческой задачи и внешним причинам цензуры): он переносит блокадный опыт в область фантастического, иного и делает агентов, обладателей этого опыта, бесплотными и невидимыми, чтобы на них было не так больно смотреть.

      Предполагаю, что блокадная катастрофа оказалась важным «подспорьем», источником именно для «фантастической» репрезентации: из важных имен здесь не только Шефнер, но и послеблокадный Гор, но и Стругацкие. В жанровых правилах фантастики событие оказывается измененным, дислоцированным / рассказанным по-другому: с точки зрения другого времени, или другого места, или другой субъектности, например языковой (потому инопланетные фантазии оказываются настолько популярны).

СКАЧАТЬ