флигеля. Хоронили его с государственными почестями, но как-то скоро, негромко и угадали в дождь. К тому времени Иван, розовощекий жизнерадостный пострел, которого за красоту и вьющиеся светлые волосы называли не иначе как ангелом, превратился в куклу с прозрачной кожей, в морфиниста, не способного обходиться без укола каждые шесть – а затем и пять и менее – часов. Из дворцовых покоев он перебрался в дворцовый госпиталь, где на втором этаже обустроили палату и каждый день теперь совершался этот странный ритуал – то ли Иван возвращался домой после болезни (но на самом деле после очередного укола или процедуры), по-прежнему шумный и бойкий, беспощадный к дворне, то ли домашние возвращались к нему, несли безделицы и новости, получая в ответ плач и угрозы (все-таки был установлен режим инъекций, и, несмотря на постоянные протесты Ивана, режим этот старались выдерживать). Одно лишь существо Иван подпускал к себе в любое время – Ллойда, мог сидеть с ним часами в обнимку, а мог и бить тапкой по морде, но никогда не гнал его, быстро начинал тосковать по нему и звал, если пес пропадал где-нибудь. В последнее время, впрочем, в отношении Государыни к памяти принца-консорта наметились перемены. На столе ее кабинета, рядом с портретом государя, появилась фотография Даниила. Государыня стала показываться в нарядах, подаренных им когда-то и пылившихся по гардеробам. Александр объяснял это тем, что мать хотела вычленить только лучшую память о Данииле: карточка на столе, например, запечатлела князя совсем мальчиком, в нем чувствовалось не столько отцовское, сколько братское сходство с Иваном, наряды же он мог подносить матери лишь до поры окончательного помрачения. Однако толковали поведение Государыни и по-другому. Говорили, что она, будучи не в силах исправить совершенной ошибки – неудачного брака и всех еще менее удачных последствий его, – захотела видеть в ошибке не ошибку, но судьбу. Тут, на первый взгляд, все вставало на места: к замужеству с Даниилом ее подвигло покушение на цесаревича; страх Государыни за наследника, страх матери за единственного сына сообщил простую, но, по сути, не меняющую ничего идею – обзавестись вторым ребенком, подстраховать наследника. В том, что случилось потом, как идея эта была претворена в жизнь, не видеть перста судьбы могли только слепые: Иван застудил нерв левого бедра, а именно в левое бедро и был ранен Александр, больше того – пуля засела в считаных миллиметрах от чувствительной ветви нерва. Так все возвращалось на круги своя: Государыня опять была вдóва и у нее по-прежнему оставался один наследник, то есть, хотя и двое сыновей, дни одного из них, девятилетнего наркомана, были сочтены.
Александр наскоро пролистал, отложил газету и вышел в парк. Было солнечно, верхушки деревьев качались на ветру. Запахи сырой земли и листьев как бы заглушал новый воздух – близкое, чуть слышное, громадное дыхание моря.
* * *
В госпитале царило оживление. Государыня была на процедуре у Ивана. В вестибюле дежурный санитар успокаивал и пытался кормить печеньем Ллойда, который выталкивал
СКАЧАТЬ
