Убиты под Москвой. Крик. Повести. Константин Воробьев

Чтение книги онлайн.

      Открыл мне пацаненок лет семи, – это был Колька, Маринкин братишка, как узнал я потом.

      – Марина Воронова туживет? – спросил я его.

      – Она сичас не живет, т – сказал Колька, – она за водой пошла.

      Я сошел с крыльца и увидел Маринку, входившую с ведрами в калитку. Заметив меня, она даже подалась назад и покраснела так, что мне стало ее жалко.

      – Вот принес валенки, – сказал я вместо «здравствуй».

      – Не налезли? – виновато спросила Маринка. Ближнее ко мне ведро раскачивалось на коромысле, и вода плескалась на мои сапоги.

      – Налезли, – сказал я, – но приказано вернуть. Все. Ясно?

      – Ага, – сказала Маринка. – Сейчас выйду. Подождите…

      Я подобрал валенки и пошел со двора, но меня окликнул Колька:

      – А ты красноармеец или командир?

      – Командир, – сказал я, и в это время из сеней вышла Маринка, и я был благодарен Кольке за его вопрос: мне казалось, что она тоже не знает, что я лейтенант, хоть и младший.

      По улице села мы прошли молча – я впереди, а она сзади, и когда на околице я оглянулся, Маринка остановилась и начала хохотать, как сумасшедшая, взглядывая то на мое лицо, то на валенки. Конечно, я, наверно, был смешон до нелепости.

      – Ну и что тут такого? Подумаешь! – сказал я, выронил валенки и пнул их ногой. Обессилев от смеха, Маринка повалилась прямо на снег. Я кинулся к ней и губами отыскал ее рот.

      – Увидят же… все село… бешеный, – не просила, а стонала она, да мне-то что было до этого? Хоть весь мир пускай бы смотрел!

      Кое-как мы дошли до амбара, – как только она начинала хохотать, я бросал валенки и целовал ее. На крыльце амбара она пожаловалась:

      – У меня уже не губы, а болячки. Хоть бы не кусался…

      – Больше не буду, – сказал я.

      – Да-а, не будешь ты…

      Разве мог я после этого сдержать свое слово?

      Когда я вернулся в окоп за очередной порцией валенок, взвод мой гудел, как улей:

      – Товарищ лейтенант! Давайте отнесем разом, и шабаш! Что же вы будете мотаться один до обеда?!

      Знали бы они, что я согласен «мотаться» так не только до обеда, а хоть до конца своей жизни. Конечно, я не позволил бойцам помочь мне, сославшись на приказ Калача…

      Подходя к амбару, я еще издали услыхал музыку Маринкиного голоса. Она пела «Брось сердиться, Маша…»