врожденной завлекающей красотой, и исключения пока что мне не встречались, ибо в каждой заключено нечто недосягаемо высокое тайное произволение, и именно то эфирное утоление юноши, как правило, пытаются осмыслить. Но также насколько цветы имеют разную степень привлекательности, настолько и различен наш вкус, наше восприятие цвета. Кому-то нравятся экзотические диковинные непокорные цветы, кому-то полевые простые скромные, но все они одинаково изящны, духовито источая душистый аромат в пропорциях неизмеримых, они одинаково приводят в трепет чувствительные мужские сердца. А Художник явно олицетворяет потерявшуюся Эмму с белой розой, раз так открыто намекает о главенстве ее красоты над прочими соцветиями, о ее невинности и благочестии. Оставив тот сравнительный символ на обозрение Эрнесту, он предупреждает его или уведомляет его о своих интересах. Поэтому преступник определенно является искусителем. Видимо лишь раз, увидев прекрасную девушку, он воспылал диким желанием обладать ею, возгорелся желанием не делиться ни с кем со столь явственно уникальным творением Творца. Интересно, что думает обо всем этом сама похищенная леди Эмма? Видимо крайне противоречит чужеродному натиску или она обворожена необъяснимым почитанием, либо скорей всего обезоружена непривычным вниманием со стороны такого экстравагантного поклонника? Что ж, это не столь важно. Главное в последующие дни благополучно отыскать золотую клетку, дабы вызволить на волю своевольную пташку, вернуть покойное состояние духа сему молодому человеку Эрнесту, и в конце освободить еще одну страдающую личность от безвольной одержимости. Ведь Художник, как всякий грешник, страдает от собственной безудержной пагубной страсти, хотя та и доставляет тому краткую временную иллюзию удовольствия. Он пытается полновластно изобразить то, что невозможно передать с помощью простейших красок, желает властвовать над той олимпийской музой, которая ему не принадлежит. О сколько теперь у меня дел, но хватит ли у меня сил разгрести их, причем в одиночку?” – на этом неразрешимом вопросе Чарльз Одри оборвал нить своих блуждающих дум, испытав и радостно познав свою бессрочную необходимость, некоторую значимость. Детектив рывком поправил ворот шерстяной кофты, уж слишком тот удушливо сдавливал его морщинистую шею. Далее ему нужно было будить дремлющего Эрнеста, дабы начать сбор новых важных улик, истинных доказательств, если быть предельно точным, и наконец-то разоблачить одного самодовольного выдумщика.
“Я лишь тогда настоящий, когда безмолвствую” – вспомнил свою любимую фразу детектив, взглянув на разнежившегося молодого человека, который тем временем неустанно почивал, свесив отягченную облегчением главу. Когда люди чинно спят, они выглядят спокойными, видимо поэтому благоговейно прикрывают веки умерших, в знак успения этой ушедшей земной жизни, ибо человеческое тело засыпает ради преображения и воссоединения с утраченной душой в великий день Воскресенья из мертвых.
СКАЧАТЬ
