На все цвета радуги (сборник). Евгений Пермяк

Чтение книги онлайн.

      – Парню тринадцатый год. И смешно было бы, если бы он растерялся в метель да себя с товарищами не спас.

      – Анюта!.. – укоризненно заметил отец матери.

      А мама перебила отца и сказала:

      – Ешь давай! Каша стынет. Хватит разговоры разговаривать! За уроки им браться надо. Ночь пробродяжничали, день потеряли…

      После обеда Тоня принесла мне Топсика. Я не взял его.

      Лидина мать, Марфа Егоровна, явилась с большим гусаком и, низко поклонившись матери, сказала:

      – Спасибо тебе, Анна Сергеевна, что такого сына вырастила! Двух девок спас. У Тоньки-то сестры есть, а Лидка-то ведь у меня одна…

      Когда Марфа Егоровна кончила свои причитания, мама сказала:

      – Как тебе не стыдно, Марфа, моего недотёпу Кольку героем выставлять! – И, повернувшись, наотрез отказалась взять гусака.

      Вечером мы остались с бабушкой вдвоём. Мать ушла на станцию, к фельдшеру. Сказала, что угорела – болит голова.

      С бабушкой мне всегда было легко и просто.

      Я спросил её:

      – Бабушка, хоть ты скажи мне правду: за что нас так не любит мать? Неужели мы в самом деле такие нестоящие?

      – Дурень ты, больше никто! – ответила бабушка. – Мать всю ночь не спала. Ревела как умалишённая… С собакой по степи вас искала. Колени обморозила… Только ты ей, смотри, об этом ни гугу! Какова она есть, такую и любить надо. Я её люблю…

      Вскоре вернулась мать. Она сказала бабушке:

      – Фельдшер дал порошки от головы. Говорит, чепуха. Через месяц пройдёт.

      Я бросился к матери и обнял её ноги. Сквозь толщу юбок я почувствовал, что её колени забинтованы. Но я даже не подал виду. Я никогда ещё не был так ласков с нею. Я никогда ещё так не любил свою мать. Обливаясь слезами, я целовал её обветренные руки.

      А она всего лишь, как бы между прочим, будто телёнка, погладила меня по голове и ушла, чтобы лечь. Видимо, стоять ей было трудно.

      В холодной холе растила и закаливала нас наша любящая и заботливая мать. Далеко смотрела она. И худого из этого не получилось. Федюнька теперь дважды Герой. И про себя я кое-что мог бы сказать, да матерью строго-настрого завещано как можно меньше говорить о себе.

      Набольший

      В деревне Карасинской я не был года три. Меня переводили под Славгород. А потом я вновь вернулся в знакомую деревеньку и снова поселился у Тычкиных.

      Тычкины меня приняли как родного. И мне было радостно встретиться с этой крепкой, старожильской сибирской семьёй. Разговаривая о том о сём, старуха спросила меня:

      – А шапку-то хоть нажил там?

      – Нажил, – ответил я, – да прожил. Заячья была. Износилась.

      – Корсачью надо. Тебе этот мех к лицу, – посоветовала невестка Тычкиных Настя. – Споймал бы корсачка, вот тебе и треушок.

      – Да как я его поймаю? Это ведь хитрый зверь.

      – А ты его выдыми – да сеткой. Мой набольший тебя научит, – сказала Настя, – как корсаков из нор дымом СКАЧАТЬ