Глобальный мир и геополитика. Культурно-цивилизационное измерение. Книга 1. И. Я. Левяш

Чтение книги онлайн.

СКАЧАТЬ основного – орудийного – принципа взаимосвязи человека труда с природой. Труд был двухзвенным, как непосредственная связь его субъекта с предметом, и простым, по преимуществу физическим. Серия технических переворотов взорвала эту традицию. Машина – это вещное «свое-другое», воплощенная универсалия механицистского Разума. Машина как трехзвенная система (машина-двигатель, передаточный механизм и так называемая «рабочая» машина), – принципиальная возможность массового производства, и она потребовала, с одной стороны, свободного капитала для его расширенного воспроизводства, с другой – наемного труда, освобожденного от пут личной зависимости. Такова двуединая предпосылка капиталистического производства. Возникшее как один из укладов феодализма, оно становится господствующим способом производства, во-первых, как система машин – индустрия, определяющая облик производительных сил общества, во-вторых, как свободное, экс-территориальное и динамичное движение капитала и рабочей силы.

      В этом, в конечном счете, и заключалось назначение буржуазных революций в трансформации производительных сил. Как заметил Жорес, первым событием политической революции во Франции был не штурм Бастилии в 1789 году, а изобретение машины Аркрайта в 1768 году. Цель была достигнута в органическом синтезе политической и промышленной революций. Это полный переворот не только в материальном смысле, но и в производстве общественного богатства, и его создатель – уже не традиционный человек. Нормативная деятельность индустриального человека в «царстве Разума» основана на трех основополагающих принципах – рационализма, редукционизма и эволюционизма.

      В культур-антропологическом смысле произошла смена смысложизненной парадигмы, в символической лексике Ф. Достоевского, – от Богочеловека к человекобогу, и «в этом, – подчеркивал мыслитель, – вся разница». Человек дерзал на практике быть «мерой всех вещей», и идеал прогресса во имя гуманизма быстро обрел наполеоновскую формулу «Прогресс выше гуманизма». Фаустовская претензия на всемогущество, абсолютно безотносительная, «безосновная» (Ж.-П. Сартр) к природным и социальным связям, свобода позволила до основания разрушить храм средневековых авторитетов – от «естественных», органицистских технологий и социальных институтов до ментальности и идеологических систем – и создать новое пространство, названное Г. В. Лейбницем «наисовершеннейшим из возможных миров». Для современников «бури и натиска» это была гармония, не только утверждаемая разумом человека, но и, напоминая недавний идеологический штамп, «для человека».

      «Крестные отцы» Модерна исходили из презумции непорочности Разума. Он не мог быть неразумным, как девственность – грехопадением (хотя и, отрекаясь от себя, мог им стать, но это уже другая тема). Первопроходцы еще не могли знать, что в новом «прекрасном мире» Знание – амбивалентная сила, способная служить не только добру, но и злу. Тайна этого парадокса – не в самом Разуме. Блестящий марксовс� СКАЧАТЬ