Пармские фиалки. Посвящается Жану Марэ. Ричард Брук

Чтение книги онлайн.

      Эрнесту не особенно хотелось куда-то идти с Роже – с этим назойливым парнем он и в самом деле переспал больше из карьерных соображений, чем по влечению, и уж тем более, по зову сердца – но еще меньше он хотел оставаться дома, в гордом одиночестве. У него в мастерской накопилось множество незаконченных заказов – портретов и жанровых миниатюр, рекламных плакатов, и в общем-то, было чем себя занять на весь вечер, а то и до утра. Более того, работой следовало заняться, как сказал бы доктор Шаффхаузен (и строго бы посмотрел…), ведь авансы за большую часть картин были не только получены, но и благополучно потрачены, и заказчики проявляли нетерпение… не говоря уж о кредиторах.

      Увы, Эрнест был художником, а не бухгалтером или маляром; он не мог начинать работу в девять, а заканчивать в шесть, и не мог включить свой мозг на нужные обороты, просто нажав на кнопку «живопись», подобно тому, как рабочий на заводе включает станок… Механически же водить кистью по холсту или куском сангины по бумаге, изображая перед самим собой тщание и прилежание, не имело никакого смысла. Эрнест именовал такие сеансы суходрочкой – пустые движения туда-сюда, усталость и раздражение без тени удовольствия, и никакого удовлетворения в итоге. Ну и зачем, ради чего?..

      Шаффхаузен был далеко и не мог его ни поощрить, ни пожурить, мать снова куда-то сбежала с очередным любовником-торчком, и глупо надеяться на поддержку и порцию ласки для преодоления кризиса… отец сам нуждался в помощи, да и не умел он никогда вдохновлять, в лучшем случае, глядя на работы Эрнеста, ронял:

      «Хороший рисуночек», или «Интересно… напоминает Пикассо» – вот и все.

      А Лондон… Лондон молчал. Именно это и было – отчасти – причиной творческого застоя, выматывало нервы, выводило из себя, подталкивало снова запить или вернуться к кокаину…

      Эрнест хорошо знал свою импульсивную натуру, способную мгновенно переходить от неистового возбуждения к полной апатии, из экстатического вдохновенного разгула нырять на самое дно черной пропасти депрессии, от гедонистических пиршеств плоти – к аскетическому самоистязанию… Это было мучительно, но неисправимо.

      Терапия Шаффхаузена, долгая и скрупулезная возня с душевными травмами, вкупе с правильно подобранными препаратами, помогла, научила анархиста жить среди нормальных людей и даже довольно правдоподобно изображать социальную адекватность и благонадежность, когда ситуация того требовала… но оба – и врач, и пациент – знали, что по сути Эрнест Верней не изменился, лишь стал более осознанным и устойчивым к внешнему давлению. И… более разборчивым в способах подрыва телесного здоровья: алкоголь и никотин остались друзьями и спутниками месье Вернея, но наркотики были изгнаны вон. По крайней мере, вот уже несколько лет ему удавалось держаться, даже в богемном Лондоне, где, кажется, СКАЧАТЬ