Тропинка к Пушкину, или Думы о русском самостоянии. Анатолий Бухарин
Чтение книги онлайн.

Читать онлайн книгу Тропинка к Пушкину, или Думы о русском самостоянии - Анатолий Бухарин страница 15

СКАЧАТЬ капал.

      И все терялось в снежной мгле,

      Седой и белой.

      Свеча горела на столе,

      Свеча горела.

      На свечку дуло из угла,

      И жар соблазна

      Вздымал, как ангел, два крыла

      Крестообразно.

      Мело весь месяц в феврале,

      И то и дело

      Свеча горела на столе,

      Свеча горела.

      Когда я закончил, Татьяна, полыхнув глазами, возразила:

      – Прекрасно! Но, Анатолий Андреевич, вы сексуально мистифицируете и Пушкина, и Пастернака. Слушая вас, хочется открыть томик Фрейда и снова задуматься о либидо, о сублимации. Что ж, в этом и только в этом вся женщина? Думаю, что Пушкин многостороннее, чем обычно его представляют. Вспомните стихи, посвященные княгине Евдокии Голицыной, где он воспевает женщину-личность, способную свободно мыслить и творить:

      Краев чужих неопытный любитель

      И своего всегдашний обвинитель,

      Я говорил: в отечестве моем

      Где верный ум, где гений мы найдем?

      Где гражданин с душою благородной,

      Возвышенной и пламенно свободной?

      Где женщина – не с хладной красотой,

      Но с пламенной, пленительной, живой?

      Где разговор найду непринужденный,

      Блистательный, веселый, просвещенный?

      С кем можно быть не хладным, не пустым?

      Отечество почти я ненавидел,

      Но я вчера Голицыну увидел —

      И примирен с отечеством моим.

      Пушкин преобразил мою новую знакомую: за столом не сидела, а восседала, не говорила, а изрекала царица! В глазах плескалось затаенное пламя, рыжие волосы, причесанные под «боб-каре», горели золотом в ярком свете хрустальных люстр и звенел, завораживал чистый грудной голос. Серый английский костюм подчеркивал стройность фигуры, длинные пальцы, изящно сжимающие бокал, говорили о тонкой, артистической натуре.

      Впрочем, тихий восторг не мешал мне следить за ходом ее мыслей и возражать:

      – Вы тоже мистифицируете. Пушкинское отношение к земной женщине и пушкинские поэтические образы – это разные вещи. Вспомните его письмо к Елизавете Хитрово осенью 1828 года, где он пишет: «Я больше всего на свете боюсь порядочных женщин и возвышенных чувств. Да здравствуют гризетки! С ними гораздо проще и удобнее». Каков?! А теперь припомните веселое признание княгине Вяземской весной 1830-го, после помолвки с Натальей Николаевной, где он аттестует избранницу сердца «сто тринадцатой любовью». Так что не спорьте: он был полигамен, как все мужчины.

      – Может быть, я и увлекаюсь, – снова полыхнула глазами Татьяна, – но у вас «рыбье» зрение, искажающее пушкинских женщин. Вы не видите главного: его изумления перед женщиной – этой божественной тайной бытия. Я не говорю уж о Татьяне Лариной – вечной спутнице чистых душ, но поэт открывал бесконечное даже в женщинах, осужденных историей. Помните, как в наброске предисловия к «Борису Годунову» он представляет Марину Мнишек? Как красавицу с бешеным честолюбием, принимающую позор как плату за будущий трон. И каково заключение! «Я уделил ей только одну сцену, но я еще вернусь к ней, если Бог продлит мою жизнь. Она СКАЧАТЬ